ХИРУРГИ СТАРОГО ВРЕМЕНИ
|
О чем может рассказать выдающийся хирург в канун своего 95-летия? О многом. И может быть, о самом сложном - хирургическом искусстве, для которого иной раз не просто подобрать верные эпитеты. "Он оперирует великолепно", - услышишь фразу из уст подающего надежды ординатора. Но как? Что отличает руководителя одной клиники от профессора другой? Просто технику двух хирургов?
Мы попросили подумать об этом почетного директора Российского научного центра хирургии, лауреата Ленинской и Государственных премий, Героя Социалистического Труда, почетного председателя правления Ассоциации хирургов им. Н.И.Пирогова, председателя Пироговской комиссии при президенте РАМН, почетного президента Российской медицинской ассоциации, почетного члена 14 зарубежных академий, академика РАН и РАМН и, наконец, кавалера ордена Святого апостола Андрея Первозванного Бориса ПЕТРОВСКОГО. И вот что он нам сказал. ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ранений сердца - Я прошу вас обратить внимание на виднеющееся из окна моего кабинета 14-этажное здание штаба Военно-воздушных сил. В 1962 году у его входа стоял на посту солдат. Неожиданно какой-то бандит, проходя мимо, ударил его ножом в грудь. Мне позвонили, когда я собирался идти в операционную, а на столе уже лежал очередной пациент. Солдата привезли через 12 минут - доставить за такое короткое время попавшего в беду человека до хирургической клиники удается далеко не всегда. Нож пробил обе стенки левого желудочка. Я закрыл рану своим методом (он опубликован), прошил одну стенку, вторую - переливание крови - солдат жив. Другой случай, произошел буквально на моих глазах за три года до этого (в то время я был членом совета 2-го Медицинского института). Мы хотели пойти в кино. В очереди стояли молодой человек с девушкой и огромный верзила его возраста, который злобно ему угрожал: "Я тебе покажу..." Через минуту он ударил его в грудь перочинным ножом. На этот раз была пробита только передняя стенка левого желудочка. Молодого человека быстро доставляю в клинику, рана зашита - переливание крови - молодой человек жив. Два этих эпизода мирного времени можно приплюсовать к 23 прямым ранениям сердца, которые мне пришлось оперировать во время Великой Отечественной войны. Из этих раненых умер только один. Как охарактеризовать себя как хирурга, как я оперировал? Сначала я хочу вспомнить своего великого учителя. ОТВАГА И ОКТАВА Петр Александрович Герцен родился во Флоренции, где и получил медицинское, хирургическое образование. Его дед, оппонент русского императора, издававший в Лондоне газету "Колокол", завещал своим детям не ездить в Россию, а внукам - обязательно быть. Вот и приехал Петр Александрович на родину деда в 1893 году. И сразу попал под надзор полиции. Стал учить русский язык, овладел им блестяще, пересыпая свою речь многими крестьянскими словечками. Был ординатором Староекатерининской больницы, после революции работал доцентом нашего Сеченовского института, получил звание профессора, стал директором клиники. На старших курсах я жил рядом, на Девичьем поле, в коммуналке на 10 человек. Как-то проснулся ночью, вижу - свет в операционной. Оделся, поднялся в операционную на лифте. Герцен стоит у стола, говорит: "Быстрей, быстрей мойся". Я ему ассистировал при запоминающейся операции. В одной из московских больниц оперировали больного с огромной селезенкой (около 30 см в диаметре), и не смогли ее удалить, несмотря на расширенный доступ. Привезли пациента в нашу клинику. Помню, он ввел руку в разрез, двумя пальцами зажал два кровоточащих сосуда толщиной более сантиметра, затем по пальцу быстро их отсек, извлек огромную селезенку, зажал зажимами и перевязал сосуды. Молниеносно все сделал. Пошли мыть руки, Петр Александрович и говорит: "Вот доказательство моего отношения к нашей профессии. Не хирург должен бояться крови, а кровь должна бояться хирурга". Быстрота принятия решения - важнейшая составляющая хирургического мастерства. Скальпель должен быть продолжением руки. Чтобы достичь этого, надо много трудиться. Помню, как мы отрабатывали технику на фантоме с моторчиком, чтобы привыкнуть, приспособиться к движениям бьющегося сердца. Кроме этого, почти каждый день ходили в библиотеку на площади Восстания - изучали литературу, анатомические атласы. Думаю, что не меньше, чем для пианиста, важна и "октава". (Борис Васильевич приподнимает большую, наверное раза в два больше, чем у вашего корреспондента, правую кисть, кисть "большого" хирурга). Давайте-ка измерим. (Вместе с секретарем Лидией Михайловной мы делаем отметки на листе бумаги и замеряем линейкой расстояние от кончика большого пальца до кончика мизинца - 23,3 см. При этом Борис Васильевич и не старался вытягивать фаланги.) РАВНОПРАВНЫЕ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ Джигитом хирургии называл П.Герцена Николай Николаевич Бурденко, который, вероятно, был полной хирургической противоположностью. Оперировал основательно, очень тщательно, не спеша и в количественном отношении немного, в основном нейрохирургических пациентов. П.Герцен говорил об этом несколько свысока: "Знаете, как он оперирует? Делает дырочку, берет отсос и удаляет kacha a la russe" ("русская каша" - сгустки крови). Мы видим совсем другую манеру, тактику, но речь идет опять-таки о выдающемся хирурге. Как-то Николай Николаевич после лекции обратился к группе студентов: "Скажите, что вы первым делом сделаете, приехав после окончания учебы на участок?" Один говорит: "Посмотрю операционную". Другой: "Попробую улучшить питание больных". "Нет, - сказал Н.Бурденко с присущим ему черным юмором, - вы должны повесить фельдшера в саду". (???) "Потому что он более авторитетен у населения, чем вы, потому что он - специалист, его знают, а вам еще предстоит это доказать". А надо сказать, что фельдшера работали очень хорошо. До войны 13 тыс. наших участков были без врачей. И руки хирургов тогда были очень нужны. Нужны они и сейчас. Николай Николаевич несколько раз был у меня в Туле недалеко от линии фронта. Он к тому времени полностью потерял слух и однажды сказал мне: "В Москве меня предупреждали, чтобы я не приезжал сюда, что Тулу постоянно бомбят. Какие дураки! Здесь так тихо..." Н.Бурденко не выносил нечистоплотности, расхлябанности. Он начинал буквально громить персонал, если замечал где-то пыльный стол... ПИСЬМО ИЗ-ЗА УРАЛА Наиболее близким по манере к П.Герцену был Сергей Сергеевич Юдин. Но вот однажды блестящему хирургу, моему другу предложили сознаться, что он английский шпион. Кто его оклеветал, так и осталось не выяснено, не проверено. С.Юдин оказался за Уралом, и через какое-то время я получаю письмо из Новосибирска: "Дорогой Борис Васильевич! Вы-то знаете, кто я. Оперирую здесь, но науки никакой нет". И все в таком духе, просил его поддержать. Я пошел к председателю Совета министров СССР Николаю Булганину (я его как-то оперировал, у меня работала его дочь). Говорю: "Я ручаюсь за этого гражданина". Булганин тут же вызвал генерала и попросил его разобраться. Вскоре прибыл из Сибири Юдин. Прямо с вокзала ко мне. В потертой шинельке, мешочек за спиной. Посидели немного, поговорили, и он поехал к себе домой - он жил в Институте имени Н.В.Склифосовского. Вечером того же дня звонок: "Борис Васильевич! Можно вас пригласить с Александром Николаевичем на товарищеский ужин?" Конечно, приехали мы с А.Бакулевым к любимому другу и коллеге. Посидели у него, а на глазах у всех у нас были слезы... ЕЩЕ ОДИН ВЗГЛЯД В ОКНО Я помню многих замечательных хирургов, среди них Петра Александровича Куприянова (он был главным хирургом на Карельском перешейке во время кровопролитной Финской войны), Иустина Ивлиановича Джанелидзе, Александра Васильевича и Александра Александровича Вишневских. С последним у меня были в жизни и конфликтные ситуации, но вместе мы пришли к Ленинской премии. Все они хирурги классического типа. Они были не только быстры и работали как отлаженные механизмы, но и осторожны, с очень развитым чувством меры. Допустим, я делал сложную операцию. В критический момент поворачивался к окну и думал: "Что будет дальше? Может быть, закончить операцию из-за высокого риска неудачи?" Как и названные выше хирурги, чаще я склонялся к продолжению операции. Чувствовал, что смогу преодолеть все сложности. Хотя были и неприятности, чаще при врожденных анатомических аномалиях. Я никогда не был "джигитом", хотя старался оперировать радикально и быстро. Давно ушли из жизни мои учителя, большинство коллег. Ушли из жизни многие мои ученики. Как не вспомнить плеяду замечательных венгерских хирургов - И.Литтманна, А.Сечени, П.Рубани и других. Они учились у меня, когда по решению Политбюро ЦК КПСС я более двух лет создавал советскую хирургическую школу в Будапеште. Руководитель республики Матьяш Ракоши каждый месяц обязательно беседовал со мной: не было секрета в том, что он хотел присоединить Венгрию к Советскому Союзу... Вы спрашиваете меня о творческом долголетии? Думаю, и сейчас я мог бы оперировать, хотя это должны делать мои ученики. Я уже передал им эстафету. Что пожелать молодым хирургам, врачам? Скажу словами, которые говорили хирурги старого времени: "Что такое учитель и ученик? Ученик стоит на плечах своего учителя. И он должен стоять, не шевелясь. Иначе учителю будет больно..." Записал монолог Альберт ХИСАМОВ, корр. "МГ". Фото Александра ХУДАСОВА. |