Представляем Вашему вниманию вторую главу монографии
Ю. М. Антоняна, И. В. Горшкова, Р. М. Зулкарнеева

ПРОБЛЕМЫ ВНУТРИСЕМЕЙНОЙ АГРЕССИИ

Все права защищены. Текст публикуется с любезного разрешения авторов.
Воспроизведение целиком или в части запрещено.

Глава 2.

ПСИХИЧЕСКИЕ АНОМАЛИИ И ВНУТРИСЕМЕЙНАЯ АГРЕССИЯ

§ 1. Учение о психопатиях и их криминологическое значение

Учение о психопатиях имеет насыщенную и драматичную историю развития, при которой исследования психопатологии, биологических механизмов, вопросов этиологии и патогенеза с одной стороны, а также поведенческих расстройств и их социально-правовых аспектов (в том числе и повышенной частоты агрессивных и аутоагрессивных действий у психопатов) - с другой, происходили взаимосвязано. Родившись из конкретных потребностей юриспруденции, как это видно из уже упоминавшихся работ В.Х. Кандинского (1890), И.М. Балинского (1885), В.М. Бехтерева (1886) и С.С. Корсакова (1901), пройдя стадии различных биологизаторских моделей и представлений, для которых были характерны воззрения о жесткой детерминированности социально опасного поведения самой природой личностной патологии, их последующего критического преодоления динамическим подходом, проблема психопатии продолжает оставаться одними из ключевых в психиатрии.

Это положение психопатий обусловлено их многочисленными и разнообразными связями с психопатоподобными проявлениями, встречающимися при самой разной психической патологии. С другой стороны, психопатии - самый мультидисциплинарный раздел психиатрии. При постановке проблемы психопатий, считает В.В. Гульдан (1986), клиническая психиатрия была вынуждена расширить пределы своей компетенции и ввести в круг изучаемых явлений не только психопатологическую симптоматику, но и различные личностные категории. Ни в одном из своих разделов психиатрия не смыкается так тесно с психологией, социологией, юриспруденцией, как при изучении психопатий. В клинических работах появились исчерпывающие патопсихологические портреты аномальных личностей с оценкой их нравственных, моральных качеств, особенностей мотивации поведения. Изучение аномалий личности вызвало необходимость определения критериев нормы и патологии личности, стимулировало психологические исследования в этом направлении, создание различных типологий и классификаций нормальных и патологических личностей.

Клинические варианты личностных девиаций таковы.

Конституционально-депрессивный тип, к которому относятся прирожденные пессимисты, люди с постоянно пониженным настроением и самооценкой, угрюмые, унылые, мрачные, недовольные и необщительные. Они повышенно чувствительны к неприятностям, в общении немногословны, сдержанны. В работе их отличает добросовестность и аккуратность до педантичности.

Астенический тип характеризуется раздражительностью, повышенной впечатлительностью и чувствительностью на фоне основной черты - значительной психической истощаемостью и утомляемостью. Люди этого типа крайне легко ранимы и уязвимы, склонны теряться и смущаться в новой обстановке, поэтому скрупулезно стремятся сохранять привычный щадящий житейский уклад.

Следует отметить, что среди обследованных в связи с совершением тяжких преступлений в семье (о них подробнее ниже) конституционально-депрессивный и астенический типы отмечены не были.

Гипертимический или гипертимный тип (и часто рассматриваемые вместе с ним типы циклоидный и эмотивно лабильный) объединяет лиц с повышенным настроением и наклонностью к необоснованному оптимизму. В работе они энергичны и неутомимы, склонны к авантюрам, самоуверенны и бесцеремонны, плохо разбирают дозвеленное и запрещенное, что нередко приводит их к столкновению с законом. Критическое отношение к своим недостаткам у них отсутствует. У циклоидного и эмотивно лабильного типов эти свойства подвержены определенным колебаниям.

Истерический (истероидный) тип представлен личностями более всего склонными быть в центре внимания общества, казаться себе и окружающим значительными личностями, что не соответствует реальным возможностям. Они демонстрируют свою оригинальность, превосходство, гиперболизируют и расцвечивают свои переживания. Главная черта таких личностей - эгоцентризм. Поведению свойственны театральность и позерство, их эмоциональные проявления при этом неглубоки и непостоянны. Многие из них необыкновенно склонны к фантазированию и бывают патологическими лгунами. Психика истерических личностей крайне незрела, носит черты инфантилизма.

Возбудимый эпилептоидный тип отличается тем, что его представители живут в постоянном напряжении с крайней раздражительностью, доходящей до приступов гнева и ярости (так называемой эксплозивности), как правило не соответствующих силе раздражителя. Они повышенно требовательны к окружающим, не желают считаться с их мнением, склонны доминировать, проявлять властность, крайне эгоистичны, обидчивы и подозрительны, склонны к конфликтам. У них бывают определенного рода расстройства настроения - дисфории - приступы злобной тоски со страхом и иногда с элементами бреда. Среди такого рода психопатов много пьяниц, бродяг, а также азартных игроков. Они довольно часто встречаются в судебно-психиатрической практике по большей части в связи с совершением насильственных преступлений. Таким личностям также свойственны вязкость аффектов, обстоятельность и тугоподвижность мышления, педантичность. Эти последние свойства могут определять и личностей без проявлений эксплозивности, собственно эпилептоидов. Отметим, что в нашем исследовании (как нередко в судебной психиатрии) эпилептоидный и эксплозивный типы рассматриваются отдельно, поскольку преступное поведение при наличии эксплозивности и ее отсутствии существенно отличается.

Представителей параноического типа объединяет склонность к образованию сверхценных идей, существенно влияющих на их поведение. Они, как правило, имеют узкие и односторонние интересы, недоверчивы и подозрительны, высокомерны и самоуверенны, без чувства юмора, прямолинейны в суждениях. Склонны в каждом видеть недоброжелателя. Поэтому параноики большую часть своей жизни борются (напористо и бескомпромиссно) с мнимыми врагами. Мышление их незрелое со склонностью к фантазиям и резонерству - поверхностному рассуждательству. Эти особенности предрасполагают их к переоценке своей личности и необоснованным устремлениям к изобретательству и реформаторству. Непризнание их "достижений" приводит к конфликтам, иногда длящимся годами. Сверхценное значение у них могут приобрести также идеи ревности, что нередко является основой для противоправного поведения. Отметим, что практически все рассмотренные в данной работе общественно опасные действия, совершенные паранойяльными психопатами, именно таковы.

Психопаты шизоидного типа отличаются от других своим главным свойством - аутизмом, т. е. повышенной замкнутостью, скрытностью, оторванностью от реальности. Их психическая деятельность в целом лишена единства и последовательности, эмоциональные проявления и поведение причудливы и парадоксальны, отсутствуют синтонность - эмоциональная связь с окружающим. Им свойственна так называемая психэстетическая пропорция, т. е. повышенная чувствительность к одним сторонам жизни и значительная холодность - нечувствительность - к другим, сопровождаемая отчужденностью от людей. Они склонны к символике и сложным "теоретическим" построениям. Воля развита односторонне, эмоциональные разряды бывают неожиданны и неадекватны.

Неустойчивый (безвольный) тип характеризуется повышенной подчиняемостью внешним влияниям - особенно дурным. Эти люди слабовольны, податливы, внушаемы. Их жизнь определяется случайными сиюминутными обстоятельствами, приспособленность к труду и чувство ответственности низкие, они нередко спиваются, употребляют наркотики, ведут паразитическое существование. Представители неустойчивого постоянно нуждаются в контроле и коррекции поведения.

Психастенический тип - помимо черт, свойственных астеническому типу, ему в сильной степени присущи мучительная неуверенность в себе, нерешительность, чувство своей неполноценности, склонность к постоянным колебаниям и сомнениям, малая активность и плохая приспособленность к жизни. В восприятии окружающего у них отсутствует яркость и живость. Чувство реальности и впечатления тусклые, выраженна склонность к болезненному мудрствованию, самоанализу и далеким от реальности интеллектуальным построениям.

Заключая краткое описание психопатий, добавим, что под влиянием взаимодействия конституциональных (врожденных) и разнообразных внешних факторов (кризисные периоды жизни, психические травмы, тяжелые заболевания) психопатические особенности могут временно (более или менее длительно) усиливаться, что проявляется в так называемых динамических сдвигах - декомпенсациях, фазах, реакциях и длительных патологических развитиях.

R.D. Hare (1995) связывает прогресс в познании такого сложного явления, как психопатии, с сочетанием психопатологических исследований с другими - смежными - научными методологиями, в частности с когнитивной неврологией (cognitive neuroscience). Аналогичное мнение высказывают В.К. Смирнов (1983) и В.В. Нечипоренко (1989), полагая, что всестороннее исследование психопатий с учетом клиники, динамаики, структуры и систематики возможна только на основе подхода, сочетающего в себе онтогенетический, клинический, динамический, катамнестический, этологический и другие принципы изучения.

Исследование сферы личности, критериев личностной нормы и патологии обогатило понятийно-категориальный аппарат психиатрии достижениями смежных дисциплин, привело к созданию различных классификаций личностных девиаций, вариантов их статики и динамики, уяснению их связей с другими формами психической патологии и, наконец, к находящемуся в настоящее время в стадии становления вненозологическому личностному подходу в психопатологии с его главенствующим представлением о личности как "высшей инстанции, организующей и направляющей психическую деятельность субъекта" (В.А. Тихоненко, 1991).

Согласно П.Б. Ганнушкину (1933), психопатическую личность следует изучать во всех ее взаимосвязях с окружающей средой, во всех ее ответных реакциях и противоречиях ее психики. Дальнейшее свое развитие эти идеи получили в работах О.В. Кербикова (1960, 1962), обогатившего наши представления о патохарактерологии понятиями "ядерной" (врожденной) и "краевой" (приобретенной) психопатии, а также понятием "психопатического цикла". Последнее обобщение отражает свойство психопатической личности (независимое от формы психопатии и ее динамики) создавать конфликтную ситуацию. Чаще всего этому способствуют немотивированные расстройства настроения, импульсивность, агрессивность, пренебрежение морально-этическими ценностями и т. п.; сама же конфликтная ситуация в последующем становится объектом патологического (психопатического) реагирования. Усиление свойственных личности патохарактерологических черт в свою очередь отражается на развитии конфликта и способствует приобретению последним в той или иной степени патологического характера, что нередко выливается в противоправные и в том числе агрессивные действия.

Наиболее существенное и прогрессивное отличие динамического подхода (П.Б.Ганнушкин, 1933; О.Е.Фрейеров, 1961; О.В.Кербиков, 1962; Н.И.  Фелинская, 1963; А.Е.Личко, 1977; Б.В.Шостакович, 1963, 1971; Б.В. Шостакович, В.Ф. Матвеев, 1988; Ю.В. Попов, 1987) от биологического детерминизма в плане антисоциального поведения психопатов, является рассмотрение последнего с точки зрения вероятностной предрасположенности. Эта предрасположенность, являясь переменной величиной, отражает известную повышенную чувствительность психопатических личностей к различным экзогенным и эндогенным воздействиям, приводящим к изменениям как в клинической картине психопатий, так и в поведенческой сфере, что и составляет в общем смысле динамику психопатии.

В детальное изучение динамики психопатий, проясняющей многие стороны делинквентного поведения при личностной патологии, большой вклад внесли судебные психиатры, в частности Н.И. Фелинская (1963-1971) и О.Е. Фрейеров (1971). В их работах выделены временные и обратимые колебания состояния - психопатические фазы, реакции и декомпенсации - и более неблагоприятные формы патологического и психогенного развития личности. Все указанные динамические феномены могут сопровождаться тенденцией к агрессивным и аутоагрессивным действиям. Значение психопатических реакций в реализации противоправного поведения и агрессивных поступков у психопатов было отражено в работах Е.К. Краснушкина (1929, 1930, 1940), которым также рассмотрены особенности преступлений в зависимости от типа психопатии, и В.А. Внукова (1934). Е.К. Краснушкин настаивал на факте понижения "порога криминального раздражения" и "предиспонирующем факторе преступления" у психопатов, факторе, заложенном в самой личности, составляющем "ее свойство, ей присущую специфическую криминальную готовность".

Эти воззрения и в последующем подверглись критике в отечественной психиатрии как "прямые корреляции" между психопатией и преступлением, хотя конкретно Е.К. Краснушкин о прямых корреляциях в данном случае не говорил. Порог раздражения и предиспозиция - факторы, зависящие от многих других экзо- и эндогенных воздействий, особенностей психического состояния и глубины психопатологических расстройств, т. е. вероятностные и динамические по своей природе. В.А. Внуков писал о психопатических "стенических реакциях", способствующих совершению насильственных преступлений, если они приобретают антисоциальное выражение.

Структурно-динамически и в зависимости от глубины психических нарушений изменение форм реагирования отражается на различных уровнях мотивации общественно опасных действий у психопатов: "бытовой", "психопатической", "психопатологической", как это показано в работах Н.И. Фелинской, Э.С. Наталевич, В.Е. Пелипаса (1978). В судебно-психиатрической работе А.Г. Наку, М.Г. Ревенко, Н.А.Опря (1976) социально опасное поведение психопатических личностей рассматривается со ставших классическими позиций, согласно которым реакции психопатических личностей подразделяются на неспецифические психогенные и невротические, а также специфические типологические. Общим для всех типов реакций здесь является наличие кратковременного (реже пролонгированного) сдвига, выражающегося в усилении основных (реже факультативных) психопатических особенностей и становящегося в процессе формирования психопатии однотипным способом реагирования. Под психопатической декомпенсацией эти авторы понимают срыв компенсаторных возможностей, что клинически проявляется в "своеобразном обнажении патологических особенностей". Патологическое развитие личности отмечается в связи с влиянием частой и пролонгированной психогенной травматизации, когда происходит постепенное усиление старых и приобретение новых свойств и структур психопатической личности.

Согласно представлениям, принятым в зарубежной психиатрии (которые концептуально и методологически значительно отличаются от отечественных, и поэтому будут рассмотрены в данном обзоре несколько более подробно, чем может быть определено тематикой работы, но, тем не менее, преследуя основную цель - показать многогранность и фундаментальность проблемы агрессии при личностной патологии) о расстройстве личности следует говорить в том случае, когда те или иные личностные черты (personality traits) складываются в устойчивый во времени клинический синдром, обусловливающий страдание или неспособность личности к каким-либо определенным проявлениям (B. Pfohl, W. Coryell, M. Zimmermann, D. Stangl, 1986).

Под личностью в собственном смысле (G.O. Gabbard,1997) подразумевается сложная совокупность биологически обусловленного темперамента, интериоризированная сумма опыта, включая представления о себе и других людях, внутренние конфликты между желаниями и препятствиями к их осуществлению, разнообразных травм и устремлений. Расстройства сферы личности обусловливают суициды, насилие и агрессию, аутодеструктивное поведение, высокое потребление медицинских ресурсов, частые разводы, неудавшиеся судьбы, болезненную изоляцию личности.

Вопрос о том, что использовать в этой области в качестве диагностических категориев - типы, прототипы, или осевые измерения, до последних лет остается предметом дискуссий (W.J. Livesley, 1991). В базисных практических руководствах по психиатрической личностные расстройства рассматриваются как дискретные категории. При этом подразумевается, что определенные личностные черты имеют склонность скорее к определенным комбинациям друг с другом, чем к независимой (ортогональной) межиндивидуальной вариабельности. Специфические критерии диагностики разработаны для 11 типов личностных расстройств, включая так называемые "атипичные или смешанные".

Технология диагноза в зарубежной психиатрии, так же как и типология личностных расстройств, отличается от принятых в отечественной психиатрии. Как указано в работе M. Baron, L. Asnis, R. Gruen (1981) надежность диагностики существенно повышается при использовании структурированного клинического интервью для личностных расстройств, учитывающего в количественном смысле дискретные диагностические критерии в пользу того или иного типа расстройства личности. Статистический критерий k (каппа), характеризующий достоверность отнесения того или иного конкретного диагностического случая к определенной категории и стремящийся к 1.0 при максимальной точности диагностики, чаще всего бывает равен 0.56. Наибольшие трудности встречаются при разграничении шизотипального, пограничного и избегающего расстройства личности (J.G.Gunderson, L.J. Siever, E. Spaulding, 1983).

Весьма примечательно, что при всей взвешенности и конкретности понятия расстройства личности, в зарубежной научной литературе есть обширный круг работ, посвященный проблеме сосуществования (coexisting) личностных расстройств с другими психическими расстройствами. Здесь под сосуществованием понимается нахождение у одного и того же пациента диагностических критериев разных классов; наиболее частым признано сочетание с невротическими, депрессивными и тревожными нарушениями (P.Tyrer et al.1979; P. Tyrer, P. Casey, J.Gall, 1983а; H.G. Pope, J. Jonas, J. Hudson, B. Cohen, J. Gunderson 1983; M. Roth, C. Gurney, R. Garside, T. Kerr,1972; L.G. Murray, I.M. Blackburn, 1974; L.M. Degotatis et al., 1982).

Современная зарубежная психиатрическая литература отличается наличием целых спектров точек зрения на происхождение расстройств личности - от сугубо биологических до сугубо социальных (E.L. Auchincloss, M. Michels, 1981). Наиболее общепринятая точка зрения на биопсихосоциальные факторы развития личностных девиаций высказывается в работах J.M.  Pollak,1979, A. Lazare (1979), а также E.S. Paykel, B.A. Prusoff (1983), в которых, что называется, многое сведено воедино. Смысловые корни дифференциации личностных расстройств в DSM-III и DSM-III-R, согласно цитируемым авторам, в общем и целом соотносятся с классической психоаналитической трихотомией характеров (оральный, анальный и фаллический). Фиксация на оральной фазе развития либидо обусловливает повышенную требовательность к окружающим и зависимое поведение, что в определенной степени соответствует зависимому и пассивно-агрессивному расстройствам личности. Фиксация на анальной стадии приводит к формированию компульсивного расстройства. Фиксация на фаллической стадии имеет такие же связи с гистрионным (истерическим) расстройством. Отметим здесь, что данная характерологическая трихотомия в определенном смысле соотносится с классификацией форм агрессивного поведения Г. Аммона (дефицитарной, конструктивной и деструктивной) , о чем подробнее будет сказано в соответствующей главе.

Другая, не менее многочисленная группа работ, посвящена генетическим аспектам личностных расстройств. Используемые клинико-генеалогический и близнецовый методы (J.C. Lochlin,1982; R.B. Cattel, D.S. Vaughan, J.M. Schuerger, D.C. Rao, 1982; K.S. Kendler, A.M. Gruenberg, 1982;S. Torgersen, C. Psychol,1980) показывают существенную взаимосвязь расстройств личности у кровных родственников прямо пропорционально степени родства, а также связи между чертами личности и такими факторами как групповая принадлежность крови и им подобными. Поведенческие паттерны рассматриваются в этих работах также с психоаналитических (характерологическая трихотомия) позиций. Корреляционные связи особенно значительны для монозиготных близнецов с одной стороны и для оральных проявлений (oral traits) - c другой.

Среди клинико-генеалогических исследований наиболее многочисленны работы, исследующие расстройства личности у пациентов, родственники которых обнаруживали признаки тех или иных психических заболеваний. Среди них можно выделить посвященные пограничному расстройству личности и его связям с шизофренией и маниакально-депрессивным психозом, алкоголизмом и наркоманиями (A.V. Loranger, J.M. Oldham, L.M. Roussakoff, V. Susman, 1982; H.G. Pope, J. Jonas, J. Hudson, B. Cohen., J. Gunderson.,1983; P.H. Soloff, J.W. Millward, 1983; H.S. Akiskal et al., 1981; P.A. Andrulenis et al., 1981; М.H. Stone, 1979).

Нейрохимические исследования при личностных аномалиях не входят непосредственно в сферу нашей работы, но поскольку они, как это видно из литературных данных, выявляют определенные корреляции с поведенческими и психопатологическими феноменами, в том числе агрессией и насилием, мы кратко здесь приведем основные направления. Нарушения нейротрансмиттерного обмена многие зарубежные авторы относят к этиопатогенетическим факторам самых разных нервно-психических заболеваний. В интересующей нас сфере M. Baron, M. Levitt, R. Perlman (1980) изучали активность моноаминоксидазы (МАО) тромбоцитов у добровольцев, вообще не имевших какого-либо психиатрического диагноза (так называемых nonpatients). Лица, обнаружившие отклонения этого показателя от нормы, были в последующем обследованы при помощи уже упоминавшегося структурированного интервью. В результате работы была установлена связь пониженной активности МАО (на два стандартных отклонения ниже среднестатистической нормы) тромбоцитов и шизотипального расстройства. Обобщая свои данные с работами других авторов, неоднократно на протяжении 70 - 80-х годов отмечавших достоверные изменения (в сторону понижения) этого биохимического параметра у больных шизофренией, цитируемые авторы отмечают возможную этиопатогенетическую связь шизофрении и шизотипального расстройства личности.

Исследования биологических механизмов при личностных аномалиях простираются и в область агрессиологии. E.F. Coccaro, R.J. Kavoussi., Y.I. Sheline, J.D. Lish et-al (1996) исследовали обмен серотонина на тромбоцитарной модели у испытуемых с различными расстройствами личности, установленных по критериям DSM-III-R, склонных к импульсивному агрессивному поведению, и выявили изменение числа связывающих серотонин сайтов (5-HT uptake sites), которое коррелировало со степенью выраженности агрессивности и агрессивных тенденций. Цитируемые авторы приводят данные о снижении агрессивности при применении антагонистов серотонина, полученные на животных моделях. C.E. Lewis (1991), обобщая в обзорной работе данные многих авторов за 1970 - 80-е годы, показывает наличие связи стойкого антисоциального поведения с выраженными нарушениями серотонинэргических механизмов центральной нервной системы.

J.M. Tonkonogy (1991) исследовал посредством компьютерной томографии и ЯМР группу больных с признаками органического поражения головного мозга, среди которых были лица, "склонные к насилию". Результаты достоверно свидетельствовали об избирательном поражении передне-нижнего фрагмента височной доли и миндалевидного ядра у этой части обследованных сравнительно с контрольными, что интерпретируется автором как возможный нейроанатомический субстрат насилия. M.T. Wong, J. Lumsden, G.W. Fenton, P.B. Fenwick (1994) приводят аналогичные нейроанатомические и электрофизиологические данные результатов обследования (ЭЭГ и КТ) 372 пациентов (независимо от диагноза) психиатрического госпиталя строгого наблюдения (maximum security mental hospital), совершивших агрессивно-насильственные общественно опасные действия. Разделив пациентов на три группы сообразно степени совершенного насилия (все группы имели одинаковые средний возраст, распределение диагнозов, показатели теста Векслера и т.д.), авторы выявили коррелирующие с агрессией по степени выраженности органические изменения в височных долях головного мозга и изменения биоэлектрической активности (медленные и острые волны) аналогичной локализации.

Обширный круг работ в зарубежной психиатрической литературе можно найти и относительно социальной, поведенческой стороны личностных расстройств, в рамках которой импульсивность, агрессивность, аморальность, безответственность и антисоциальность часто рассматриваются как неотъемлемые свойства патологической личности, прямо ведущие к преступлениям. Американская психиатрическая ассоциация определяет психопата как личность, поведение которой преимущественно аморальное и антисоциальное, характеризующееся импульсивными, безответственными действиями, направленными на немедленное удовлетворение возникающих нарцистических интересов, без учета возможных последствий этих действий и без последующего чувства тревоги и вины. Французские психиатры считают, что "общий знаменатель" всех психопатических личностей - это антисоциальность и импульсивность. P. Millet (1959) пишет, что преступность является одним из основных симптомов психопатии. В английском акте о психическом здоровье (1959) утверждается, что психопатия - "это стойкое расстройство психики, выявляющееся в ненормальной агрессивности и полной безответственности поведения" (Цит. по Гульдан В.В., 1986). Британский психиатр C.A. Holmes (1991) вообще предлагает признать психопатию "категориальной ошибкой" и исключить это понятие из сферы психиатрии, поскольку, по его мнению, оно подразумевает социально-контрольные функции и тем самым принадлежит этике и праву, не имея отношения к медицинской диагностике и терапии. Довольно иллюстративной для характеристики современного положения дел в зарубежной психиатрии в этом вопросе является также позиция R.D. Hare (1995), из которого мы позволим себе привести обширную цитату.

"For these individuals - psychopaths - social rules have no constraining force, and the idea of a common good is merely a puzzling and inconvenient abstraction...Psychopaths use charm, manipulation, intimidation, and violence to control others and satisfy their own selfish needs. Lacking in conscience and in feelings for others, they cold-bloodedly take what they want and do as they please, violating social norms and expectations without the slightest guilt or regret. Although their numbers are small - perhaps 1% of the population - psychopaths account for a large proportion of the serious crime, violence, and social distress in every society. Psychopathic depredations affect people in all races, cultures, and ethnic groups, and at all levels of income and social status. As many as 15% or 20% of prisoners are psychopaths; the disorder is common among drug dealers, spouse and child abusers, swindlers and con men, high-pressure salesmen and stock promoters, gang members, mercenaries, corrupt politicians, unethical lawyers and doctors, terrorists, cult leaders, and black marketeers. In societies undergoing a chaotic breakdown (today, for example, in Rwanda, the former Yugoslavia, and the Soviet Union), psychopaths often emerge as "patriots" and "saviors." Wrapped in the flag, they enrich themselves by callously exploiting cultural or racial tensions and grievances... They know how much it hurts only in an abstract intellectual sense; they are apparently unable to construct an "emotional facsimile" of others.".

["Для них - психопатов - социальные правила не являются сдерживающими моментами, а идеи всеобщего добра приводят их в недоумение и кажутся пустой абстракцией... Для того, чтобы заставить окружающих следовать своим собственным эгоистическим потребностям, психопаты используют злоупотребление доверием, интриги, запугивание, принуждение и насилие. Не способные к пониманию других людей, сочувствию и состраданию, они хладнокровно попирают общепринятые нормы и представления, склонны делать все, что им заблагорассудится без тени сожаления или вины. Несмотря на то, что они составляют около 1 % от общей популяции, на долю психопатов приходится значительная часть тяжких насильственных преступлений, порождающих социальную нестабильность в любом обществе. Эти явления не имеют расовых, этнических и культуральных границ, встречаются среди людей, независимо от уровня их доходов и социального статуса. 15 или даже 20 % заключенных преступников - психопаты. Носителями этого расстройства обычно являются торговцы наркотиками, разного рода мошенники и другие корыстолюбивые и нечистые на руку предприниматели, вымогатели, домашние тираны, члены преступных групп, военные-наемники, коррумпированные политики, бесчестные юристы и врачи, лидеры религиозных сект, террористы, дельцы теневой экономики. В странах, претерпевающих хаотические процессы социально-экономического кризиса (каковы сегодня, например, Руанда, бывшие Югославия и Советский Союз), психопаты часто появляются на политической сцене, называя себя "патриотами" и "спасителями отечества". Принимая такое обличье, они бессовестно и корыстно эксплуатируют обостренные в кризисных ситуациях национально-культурные потребности и надежды своих сограждан ... Психопаты знают, сколько страданий они приносят. Однако для них это отвлеченное, чисто интеллектуальное знание, поскольку они не способны создавать "эмоциональное факсимиле" других людей". (Перевод наш. - И.Г.)].

Здесь также можно видеть существенное отличие от взглядов, принятых в современной отечественной социальной и судебной психиатрии, где представления о прямых взаимосвязях между психопатией и делинквентным поведением изжиты довольно давно, и акцент делается не на морально-этических категориях, а на клинико-психопатологическом понимании сути явления. Личностные девиации у нас рассматриваются с позиций соотношения биологического и социального факторов, а само психическое состояние в статическом аспекте (степень выраженности личностных изменений) и в динамическом (реакции, динамические сдвиги) - как условие совершения общественно опасных действий (Г.В. Морозов, 1969). Психопатия обусловливает неспособность личности усвоить определенное поведение, соответствующее социальной норме, а данная неспособность может (отнюдь не всегда) привести к появлению антисоциальных установок, которые в свою очередь могут реализоваться в форме преступного поведения (Е.А. Попов, 1961).

Примечателен тот факт, что зарубежные клинические и биологические исследования в интересующей нас области имеют в целом статический и недостаточно систематический характер, в отличие от аналогичных отечественных. В работе Т.Б. Дмитриевой общепсихиатрическая, судебно-психиатрическая и клинико-биологическая стороны проблемы психопатий рассмотрены в рамках единой обобщающей теоретической концепции, дихотомически разделяющей все клинические типы психопатий на гипо- и гиперстенические с их характерными особенностями процессов адаптации (приспособления через изменение структуры и функции биосистемы) и компенсации (процессов, направленных на сохранение структуры и функции биосистемы, сохранение гомеостаза), определяющих специфику и своеобразие их динамических картин и описывающей лежащие в их основе нейромедиаторные механизмы: гипертрофия стресс-реализующих и недостаточность стресс-лимитирующих систем при гиперстеническом радикале и обратная этому картина - при радикале гипостеническом.

На основании системного анализа разносторонних данных Т.Б. Дмитриевой сформулирована новая классификация динамических феноменов при психопатиях: стабильное состояние и динамический сдвиг. Под стабильным состоянием понимается клинически и типологически очерченное состояние, являющееся выражением диалектического единства статики и динамики психопатии, в основе которого лежит онтогенетически выработанный в ответ на первичное (в том числе генетическое) повреждение зачатка головного мозга и последующие средовые влияния, динамический баланс между процессами адаптации и компенсации, обеспечивающий функционирование организма в наименее затратном режиме, или в пределах нормы адаптации. Под нормой адаптации имеется в виду определяемый совокупностью наследственных и приобретенных факторов предел изменений условий среды, при котором не разрушаются функциональные связи организма и обеспечивается его существование. Динамический сдвиг психопатии представляет собой возникающее под влиянием внешних и внутренних факторов состояние, в основе которого лежит развивающееся поэтапно нарушение онтогенетически выработанного динамического баланса между механизмами адаптации и компенсации с выходом за пределы нормы адаптации организма.

На первом этапе нарушение баланса заключается в преобладании адаптационных процессов и функционировании организма в неблагоприятном для него стрессовом, затратном режиме, на втором этапе - в ослаблении адаптивных и преобладании компенсаторных процессов, направленных на поддержание гомеостаза и сохранение организма как биосистемы в целом. На высоте первого этапа имеет место переход через индивидуальный адаптационный барьер или при исчерпании адаптационного потенциала - патологическая адаптация. Прорыв индивидуального адаптационного барьера превращает механизмы, направленные в норме на адаптацию, в основу патологических явлений. На высоте второго этапа (переход через компенсаторный барьер) происходит формирование патологической компенсации, при которой аналогично предыдущему феномену механизмы, направленные в норме на сохранение структуры и функции, также превращаются в основу патологических явлений. В данной перспективе такие понятия клиники психопатий, как реакция, декомпенсация и другие, предстают как частные выражения динамического сдвига, понятия более высокого по своей смысловой иерархии.

Новая классификация динамических сдвигов (патохарактеро-логический, невротический, реактивно-психотический) произведена Т.Б. Дмитриевой на основе того, что в ответ на любой раздражитель организм реагирует вначале включением адаптационных механизмов, а затем компенсаторных. Сообразно этому, как вариант динамического сдвига, так и соответствующая ему глубина психических расстройств определяются динамикой и взаимоотношением этих универсальных биологических механизмов - адаптации и компенсации. Биологической основой сдвига является либо гиперадаптация (патологическая адаптация), либо гиперкомпенсация (патологическая компенсация).

Так, под непсихотическим вариантом патохарактерологического варианта динамического сдвига понимается состояние, характеризующееся усугублением основных облигатных (реже факультативных) сторон патологического характера с возникновением значительной эмоциональной напряженности, тревожности, накопления отрицательных переживаний, учащением эмоциональных реакций в пределах ресурсов личности, имеющих в своей основе дисбаланс механизмов адаптации-компенсации за счет гипертрофии (гиперреактивности) адаптационных механизмов, либо за счет дефекта (гипореактивности) компенсаторных механизмов. Психотический вариант этой разновидности динамического сдвига отличается от непсихотического крайним выражением патологической адаптации, выражающейся в значительном заострении психопатических особенностей, частых патохарактерологических реациях (однозначных и неоднозначных типу психопатии), бурных эмоциональных проявлениях с агрессивными и аутоагрессивными действиями. Отметим, что собственно психопатическая - т. е. связанная со структурой и динамикой психопатии - агрессия появляется здесь при переходе адаптационного барьера организма, отрывочных кататимных идеях отношения и элементах измененного сознания на высоте реакций, резком усилении тревоги и нарушением критических способностей. Здесь подчеркивается, что несмотря на психотический уровень поражения, ведущим в клинической картине является психопатический синдром. Невротический вариант динамического сдвига возникает обычно после непсихотической разновидности патохарактерологического, сопровождается разнообразными невротическими симптомокомплексами, отражающими гипертрофию компенсаторных процессов или недостаточность адаптационных. Реактивно-психотический вариант, как правило, следует за психотическим патохарактерологическим, подчиняется закономерностям психогенного синдромокинеза и достигает психотического уровня, основываясь на механизмах патологической компенсации или поломки адаптивных процессов.

Изложенные представления о механизмах, лежащих в основе тех или иных форм реагирования при личностных девиациях, могут быть крайне результативными в таком частном, но немаловажном для судебной психиатрии вопросе, как психопатическая агрессия, что мы постараемся показать в ходе дальнейшего изложения, которое необходимо предварить кратким экскурсом в сферу агрессиологических идей.

В литературе XX века отчетливо выделяются две основные концепции агрессии и агрессивности. В первую очередь, это биологические воззрения (К. Лоренц, 1994), согласно которым агрессия обусловлена и оправдана самой природой жизни, является нормальной реакцией на определенные вредоносные раздражители, в конечном итоге она способствует сохранению вида. Однако, по мнению К. Лоренца, "разумная, но нелогичная человеческая натура" способна на поразительные противоречия, что обусловлено своего рода дисгармонией между закономерностями социального поведения, основанного на разуме и культурной традиции, и закономерностями, которые присущи "любому филогенетически возникшему поведению". Дисгармония между этими фундаментальными основами поведения приводит к тому, что агрессия в человеческом обществе склонна принимать "гротескные и бессмысленные формы" и, теряя свой первоначальный видосохраняющий смысл, может превращаться в угрозу выживанию. Вторым из упомянутых основных направлений понимания агрессии и агрессивности является совокупность психоаналитических и близких к ним бихевиористских воззрений -близких в том смысле, что лежащий в основе последних прагматический принцип максимального преимущества практически тождествен известному "принципу удовольствия" Фрейда - с их представлениями об инстинкте смерти и фрустрации, основных образующих агрессивное поведение факторах, свойства которых в разной степени присущи человеческим индивидуумам.

Особого внимания заслуживают взгляды Э. Фромма, который принципиально не соглашаясь с инстинктивизмом, свойственным как представителям биологического направления, так и последователям психоанализа и бихевиоризма, критиковал К. Лоренца за неправомерное с его точки зрения распространение на человеческое поведение интерпретаций закономерностей поведения животных и последующих за этим утверждений о "врожденности" и "природной обусловленности" разрушительных тенденций и насилия в человеческом обществе. Э. Фромм выделяет у человека два совершенно разных и резко контрастирующих между собой вида агрессии.

Первый вид - это общая с животными оборонительная, "доброкачественная" агрессия, способствующая выживанию в широком смысле. "Она имеет биологические формы проявления и затухает, как только исчезает опасность". Второй вид - характерная только для человека, не имеющая филогенетической программы и цели, лишенная биологического смысла деструктивность и жестокость - "злокачественная" агрессия, которая представляет настоящую угрозу и опасность выживанию человеческого рода.

Для понимания генезиса этих двух явлений Э. Фромм настаивает на необходимости постановки вопроса об основательной дифференциации категорий инстинкта и характера. Первое коренится в физиологических потребностях и представляет собой естественную область "органических влечений"; второе - специфически человеческие страсти, "характерологические" страсти, соответствующие экзистенциальным потребностям и их взаимодействию с различными социальными условиями, что в определенных случаях образует "различные формы и личностные типы злокачественной агрессии", которая является одним из способов реагирования человека на свои беспомощность, страх, заброшенность и одиночество, ненормальные условия жизни, препятствующие достижению безопасности и покоя. Рассуждая о взаимоотношениях характера и агрессии, Э. Фромм пришел к определению, что в зрелом возрасте характер становится "относительно стабильной системой всех неинстинктивных стремлений, через которые человек соотносится с природным и человеческим миром". Сфера личности и ее аномалии обусловливают, согласно Э. Фромму, доброкачественность или деструктивность проявлений агрессии.

Американский исследователь A. Coudroglou (1996), придерживается мнения, что агрессия в поведении человека имеет адаптивный смысл, однако современное общество, пронизанное патологическими связями и учреждениями, приводит к моральной и эмоциональной двойственности его членов, что порождает социальную мутацию -насилие.

Здесь также будет к месту привести некоторые соображения о насилии "по вертикали", т. е. давлении на личность различных структур и институтов общества, которое более выражено в тоталитарных государствах, и насилии "по горизонтали" - межличностного (в том числе и внутрисемейного) насилия, преобладающего в государствах демократического типа.

Если первое имеет по преимуществу социальную природу, то происхождение второго коренится главным образом во внутриличностных факторах. Подобную точку зрения высказывают американские исследователи-психиатры R. L. McNeely, G. Robinson-Simpson (1987), R.J. Gelles (1996) согласно которым насилие в семье слабо зависит от этнической и расовой принадлежности, пола, социального статуса и материального благополучия обследованных, т. е. имеют внутреннюю, субъективную мотавацию.

Мотивация, вообще говоря, отражает потребности, поведенческие установки, средовые воздействия, весь опыт личности, а также влияние психических нарушений. Причем за внешне сходными правонарушениями психопатов и здоровых людей могут лежать совершенно разные механизмы мотивообразования, что позволяет говорить об особенной "психопатической" мотивации. Само формирование мотива у психопатической личности "подчиняется, по-видимому, общим закономерностям мотивации поведения человека и происходит в результате актуализации потребностей субъекта, ставящего перед собой определенные цели, в процессе деятельности, отражающей все стороны личности, а в случае психопатии - и все ее патологические изъяны" (Т.П. Печерникова, Б.В. Шостакович, В.В. Гульдан, 1978; В.В. Гульдан, 1986; Ю.М. Антонян, В.В.Гульдан, 1991).

Надо сказать, что психические нарушения (личностные в том числе), накладывают свой характерный отпечаток на все другие мотивообразующие факторы. Характер и степень выраженности любого потенциально криминогенного фактора среды на конкретную личность зависит не только от его непосредственного содержания, но и от личностной и социальной сути субъекта и накопленной им суммы про- и антисоциальных влияний. Любой такой фактор специфически преломляется через конкретное личностное содержание. В.В. Гульдан, рассуждая с патопсихологических позиций и ссылаясь на опыт школы Б.В. Зейгарник, утверждает, что в основе психопатий лежат нарушения структуры мотивов и их иерархии, выражающиеся в нарушениях опосредования и опредмечивания потребностей.

К нарушениям опосредования потребностей у психопатических личностей (по В.В. Гульдану)относятся аффектогенные мотивы, ведущие к преступлениям, совершаемым под влиянием эмоционального возбуждения, связанные с особенностями эмоционального реагирования психопатов и их склонностью к агрессивным и жестоким действиям вследствии повышенной эмоциональной возбудимости и ригидности аффекта. Актуализация этих мотивов происходит в условиях аффектогенных ситуаций, которые подразделяются на три типа, соответственно трем уровням регуляции психической деятельности. Это ситуации, предъявляющие повышенные требования к возможностям нервной организации; ситуации, ущемляющие основную личностную позицию психопата, его эгоцентрические и эгоистические притязания, разрушающие его самооценку; ситуации, предъявляющие повышенные требования к сознательной регуляции поведения.

К этой же группе нарушений относятся ситуационно-импульсивные мотивы, которые ведут к непосредственному удовлетворению актуальной потребности с помощью "ближайшего" объекта без учета существующих социальных норм, прошлого опыта, внешней обстановки, возможных последствий своих действий. Ситуация здесь не является сама по себе пусковым механизмом и причиной поведения, но лишь включает в себя объект, актуализирующий те или иные значимые потребности. У психопатических личностей алкогольное опьянение является фактором, провоцирующим противоправные действия по ситуационно-импульсивным мотивам, поскольку оно усугубляет нарушение способностей прогнозирования и социального контроля. Действия, вызываемые этими мотивами, отличаются отсутствием предварительного планирования.

Третий представитель этой группы - анэтические мотивы, отражающие нарушения самого высшего уровня регуляции поведения: морально-этические и правовые нормы.

В группе мотивов, связанных с нарушением опредмечивания потребностей, различают мотивы-"суррогаты", связанные с реализацией потребностей в объектах, биологически неадекватных и запрещаемых существующими социальными нормами. Эти мотивы детерминируют обычно кражи, поджоги, бродяжничество, но главным образом, сексуальные преступления.

Здесь же рассматриваются мотивы психопатической самоактуализации, ведущие к действиям, при которых побудительную силу приобретает та или иная черта личности и стремление к ее реализации. Эти черты, разные при разных типах психопатии, являются основой "стереотипных и ригидных "сценариев личности", осуществляемых в значительной мере независимо от оценки внешних обстоятельств и реальных потребностей субъекта.

Суггестивные мотивы основаны главным образом на внушаемости субъекта и имеют значение в совершении групповых противоправных действий у "ведомых" личностей.

Криминогенными, согласно этому автору, являются не сами психопатические личности, а характерные особенности формирования мотивов и способы их реализации. Это находит свое отражение и в агрессивном поведении психопатов, т. е. в реакции личности на фрустрацию потребностей и конфликт, выражающейся в субъективной тенденции к враждебному поведению, направленному к частичному или полному подавлению другого человека или других людей, их ограничению, управлению ими, на причинение им ущерба или страданий, с той оговоркой, что причинение ущерба, страданий и мучений не является самоцелью, поскольку последнее является признаком не агрессивности, а жестокости и садистических тенденций, категории близкой, но несколько иной по содержанию.

Последние десятилетия агрессия является предметом психиатрических исследований. В основном сходясь во мнении о том, что агрессия вытекает из определенных личностных особенностей, субъективно обусловлена и может принимать как целесообразные, так и правонарушающие формы проявления, современные исследователи-психиатры рассматривают агрессию, как одну из основных биологических функций, определяющих способность индивида к целеустремленным действиям в межиндивидуальной сфере (Б.Г. Бутома,1992; В.Н. Двойнин, 1991; А.Г. Земская, А.С. Иова, К.М. Сокарэ, В.К. Иваненко, 1983; А.П. Корнилов, 1994; О.П. Плотникова, 1994; А.Н. Стаценко, 1988; М.В. Усюкина, С.В. Кожемякин, 1990).

Чешский исследователь V. Student (1983, 1984) рассматривает агрессию как "самостоятельный инстинкт" . Особенно интересным является вводимое этим автором понятие "психопатической агрессии", варьирующей от типа личности. Правда, используемая им классификация патохарактерологических типов производит довольно эклектичное и громоздкое впечатление (напр. "врожденный сексуальный агрессор" и т. п.) из-за явного смешения клинико-психиатрических, социальных, психоаналитических понятий и формулировок.

В современной западной психиатрии агрессия разделяется на инструментальную (соответствующее привычному стереотипу поведения средство достижения желаемого) и реактивную (ответ на провокацию). D. G. Cornell et al. (1996). Сравнивая пациентов с расстройствами личности, разделенных по этим агрессиологическим критериям, находят у "инструментальных" агрессоров высокодостоверные отличия по более выраженным личностным изменениям и криминальности поведения независимо от возраста, этнической и расовой принадлежности и числа совершенных в прошлом правонарушений.

В особенности следует отметить феномен антисоциальной личности, аномалию, наиболее тесно связанную с агрессивным поведением и характеризующуюся (R. Cadoret, 1983, 1985, 1991) стойкими нарушениями интерперсональных и социальных связей, агрессивностью деструктивного и аутодеструктивного характера, криминальной активностью и пренебрежением социальной ответственностью. Склонность к насилию, по большей части в отношении близких, автор описывает здесь как практически облигатную черту. Наиболее общей чертой социопата во взрослой жизни является противоправное поведение. Они, по преимуществу, импульсивны и безрассудны, т. е. не имеют четких планов на ближайшее и отдаленное будущее. В местах лишения свободы это наиболее частый психиатрический диагноз. Исследование семей осужденных за тяжкие преступления установило, что дети родителей с антисоциальным поведением со значительно большей сравнительно с общей популяцией частотой обнаруживают признаки антисоциальной личности даже при воспитании в отсутствие родителей и при разлучении с рождения. Автор приводит суждения ряда исследователей о неясности распространенности этого состояния в общей популяции: по разным источникам от 0.1 до 10 процентов.

D.M. Svrakic, K. McCallum (1991) возражают против выделения антисоциальной личности в отдельную категорию, убедительно обосновывая свою позицию клиническими наблюдениями, показывающими, что асоциальное поведение может быть компонентом самых разных личностных расстройств. С точки зрения наших наблюдений в рамках данного исследования, перечисленные патопсихологические критерии антисоциальной личности также встречаются при разных типах психопатий.

Немецкий психиатр Г. Аммон (1990) разработал представление о трех формах реализации агрессии, которые в рамках его концепции тесно связаны с различными личностными чертами и внутриличностными факторами.

Конструктивная форма реализации агрессии подразумевает социальную приемлемость проявления агрессии, способность индивида противостоять вредным для него воздействиям.

При деструктивной форме имеет место прямое, связанное с нарушением морально-этических норм ее проявление, разрушение и деформация отношений с окружающими. Здесь присутствуют делинквентные и криминальные компоненты поведения. Существенную роль играют различные личностные расстройства (социопатические, садистические и др.).

Дефицитарная форма проявления агрессии характеризуется низким уровнем социальной активности, недостаточным развитием поведенческих навыков, способствующих реализации агрессивных побуждений, она также сопровождается формированием астенических, психастенических и депрессивных состояний, обсессивно-компульсивных расстройств, аутоагрессивных феноменов. Приведенное выше хорошо связуется с теоретическими построениями Э. Фромма, который отмечал, что под словом "агрессия" обычно подразумеваются как целесообразные, так и "вредные", разрушительные тенденции, "действия, направленные на разрушение, действия, предназначенные для защиты и действия, осуществляемые с конструктивной целью". Все три формы реализации агрессии понимаются Г. Аммоном в динамическом единстве: каждому человеческому существу присущи элементы всех этих форм, но преобладающей в общей картине поведения является непременно какая-либо одна из них. К слову сказать, представления о единстве самых разных (в том числе и полярных) проявлений агрессивности можно найти у американского исследователя-психиатра R. Plutchik. В своей работе, которая примечательно называется "Outward and inward directed aggressiveness: The interaction between violence and suicidality" (1995), он утверждает, иллюстрируя свои положения на 60-факторной вероятностной модели, что в основе насилия и суицидальных тенденций лежит один и тот же агрессивный импульс.

Применительно к общей и судебной психиатрии представления Г. Аммона отражены в психодиагностической методике ISTA, опыт использования которой в плане исследования и профилактики агрессивного поведения лиц с психическими и поведенческими расстройствами описывают Н.Г. Незнанов и С.Л. Соловьева (1993, 1996).

Концепция Г. Аммона отличается широтой охвата самых разных явлений, терминологической лаконичностью и ясностью, несомненным удобством использования, но с теоретической и методологической точки зрения имеет, на наш взгляд, одну слабую сторону, что выражается в ее линеарности, т. е. использовании в одном ряду понятий разной смысловой иерархии.

В самом деле, если конструктивная форма реализации агрессии соответствует социальным правилам и клинической норме (в том числе, по нашим наблюдениям, и "психопатической норме" - термин Т.Б. Дмитриевой), то две остальных представляют собой аномалии реагирования, которые всегда сопряжены с теми или иными психическими нарушениями. Соотношение этих понятий и категорий с динамической точки зрения, по нашему мнению, следует представить таким образом (схема А).

Насколько позволяет судить анализ литературных данных и наши собственные клинические наблюдения, различные формы проявлений агрессии по разному коррелируют с отдельными разновидностями личностных аномалий. Так, забегая несколько вперед, можно сказать, что дефицитарные формы характерны главным образом для гипостенических психопатов, деструктивные - для гиперстенических; устойчивая компенсация состояния, как правило, сопровождается конструктивным (или близким к нему) поведением.

Психотравмирующие факторы, экзогенные вредности (злоупотребление алкоголем, наркотиками) способствуют деструктивизации проявлений. При рассмотрении этих явлений с точки зрения эволюционно-генетических аналогов, можно сказать, что дефицитарная форма является довольно сложным поведенческим отражением так называемой "реакции замирания", деструктивная таким же образом отражает "реакцию избегания" или "двигательную бурю".

Схема A

Соотношение различных форм агрессивного поведения

Пунктирными линиями отображены динамические аспекты, в затененном виде представлена отсутствующая у Г. Аммона форма поведения (пояснения см. в тексте).

Стойкие во времени деструктивные проявления встречаются у гиперстенических психопатов с антисоциальными тенденциями. Кроме того, заметим здесь, что наличие садистических тенденций в поведении (свидетельствующее о расстройстве влечений и перерождении агрессивности в ее биологически неадекватную форму, эволюционно-генетические аналоги которой отсутствуют) заслуживает выделения еще одной, третьей, патологической формы реализации агрессии. Но эта тема выходит довольно далеко за рамки нашего исследования.

Такая разница в формах и способах реагирования, очевидно, отражает различную биологическую основу (и нейрохимическую конституцию) личностных девиаций с разным стеническим радикалом: гиперреактивности стресс-реализующих систем и гипореактивности стресс-лимитирующих, способствующих реализации агрессивных побуждений и их деструктивизации за пределами адаптационного барьера организма, что, вероятно, является одной из сторон патологической адаптации при гиперстенических психопатиях.

Обратная этому картина наблюдается при психопатиях гипостенических. Повышенная активность стресс-лимитирующих систем и пониженная стресс-реализующих наоборот препятствуют реализации агрессивных побуждений, в чем и состоит смысл "дефицитарности", являющейся, по нашему мнению, одной из сторон патологической компенсации в этой группе личностных девиаций. Это препятствие на пути агрессивных проявлений, наблюдаемое у гипостенических личностей, в условиях разрушения компенсаторного барьера ( при выраженном накоплении отрицательных переживаний и эмоциональном напряжении, проявлениях динамического сдвига) нередко прорывается "по коллатерали", что выражается в "реакциях мимо". Для таких реакций, описанных А.Г. Наку, М.Г. Ревенко, Н.А. Опря (1976), характерна направленность агрессии на лиц, не являющихся прямыми участниками конфликта, или вовсе посторонних.

Стойкие деструктивные тенденции у психопатов с антисоциальным поведением также, по-видимому, отражают их конституциональные особенности; вспомним здесь приведенные выше данные о наследственной природе этого состояния, характерные для них нейроанатомические, нейромедиаторные и электрофизиологические аномалии. Также здесь немаловажно то обстоятельство, что эти так называемые социопаты большую часть своей жизни проводят по ту сторону адаптационного барьера.

Исследование патобиологических сторон агрессивного поведения представляет перспективу наших дальнейших исследований в этой области.

Приведенная выше агрессиологическая картина является основной клинико-социальной концепцией настоящей работы. Она охватывает с единых психолого-психиатрических позиций как нормальные, так и патологические (или сопряженные с патологическими факторами личностной природы) проявления агрессии. Представления о разных формах агрессивного поведения хорошо соотносятся с такими клинико-психиатрическими понятиями как алло- и аутоагрессивность, конверсионное и социопатическое в психической патологии, очевидно занимая по смыслу более высокое иерархическое положение. Преобладающая форма агрессивного поведения является, по-видимому, одним из конституциональных психофизических признаков, имеет глубокий биологический и патобиологический смысл и выступает в качестве обобщенной (включающей как нормальные, так и патологические элементы) характеристики, определяющей конституциональную норму поведенческой реакции.

Нельзя не отметить, что в криминологических работах, посвященных теме внутрисемейного насилия, нечто подобное в плане изучения поведенческих феноменов уже наметилось. Д.А. Шестаков (1980), юрист и криминолог, развивает взгляд на определенную зависимость любых поведенческих проявлений человека от условий его семейной жизни в прошлом и настоящем, полагая, что негативно сложившиеся семейные отношения образуют одну из главных составляющих противоправного поведения. Негативные составляющие в семье способны оказывать десоциализирующее влияние на личность ее члена, однако собственно совершение преступных актов не является неизбежным следствием этого и зависит от стечения ряда обстоятельств.

В своей более поздней работе (1992), посвященной проблематике супружеского убийства, Д.А.Шестаков, конкретизируя понятие криминогенной семейной ситуации, определяет ее как ситуацию семейного конфликта, характеризующуюся наивысшим обострением противоречий между членами семьи. Из такого конфликта непосредственно следует вопрос о прекращении семейных отношений и приемлемых способах их разрыва. Свойства личности, указывает Д.А.Шестаков, способны дать ответ, почему одно лицо в данной ситуации прибегает к расставанию, разводу, другое - к самоубийству, третье - к преступлению. Такая систематика реакций в ходе супружеских конфликтов, в общем по смыслу повторяющая концепцию конструктивного, дефицитарного и деструктивного поведения, выведена автором-юристом, похоже, самостоятельно на основе собственных наблюдений и анализа большого числа уголовных дел, поскольку ссылок на работы Г.  Аммона в его книгах нет.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что наличие взаимосвязей между сферой личности, ее аномалиями и агрессией является общепризнанным, хотя представления о природе этих взаимосвязей далеки от полноты и ясности. Очевидно также, что необходимость прицельного изучения этой стороны поведения при психических и поведенческих аномалиях назрела довольно давно. Связь личностных расстройств и их многообразных проявлений с агрессивным поведением и его различными формами является во многих отношениях неисследованной, что вполне вероятно обусловливает, наряду с отсутствием судебно-психиатрического понятийного аппарата и определений феномена агрессивного поведения, объективные трудности экспертной оценки, прогноза и выбора мер профилактики и медико-психиатрической коррекции.

§ 2. Клинико-социальный портрет лиц, совершивших насильственные общественно опасные действия в семье

Выбор клинического материала для данного исследования основывался на результатах нашего разведочного клинико-психиатрического исследования (выборка 187 испытуемых-мужчин по всем нозологическим категориям за 1990-1995 гг.), показавшего, что наиболее распространенными аномалиями у испытуемых, совершивших внутрисемейные агрессивные деликты являются разнообразные личностные девиации, которые были характерны в данном случае не только собственно психопатам, но и определяли клиническую картину большинства лиц с органическими поражениями головного мозга (ОПГМ), алкоголизмом, а также перенесших временное болезненное расстройство психической деятельности (ВБРПД) в период совершения общественно опасных действий.

Диаграмма 1

Распределение лиц, совершивших агрессивные внутрисемейные
преступления, по психиатрическим диагнозам

Испытуемые, признанные психически здоровыми, при обследовании в подавляющем большинстве случаев обнаруживали признаки акцентуации тех или иных черт характера, которые так или иначе влияли на их противоправное поведение (см. диаграмму 1).

Изучение личностных особенностей и внутриличностных факторов, способствующих совершению психопатическими личностями различных общественно опасных действий, в том числе и агрессивно-насильственных, давно занимает внимание судебных психиатров. История этого вопроса имеет практически тот же возраст, что и само понятие "психопатия", о чем можно судить по ставшим классическими работам русских психиатров прошлого века - В.Х. Кандинского, И.М. Балинского, а также В.М. Бехтерева и С.С. Корсакова.

Свойственные психопатам дисгармоничность психического склада, тотальность и выраженность патологических расстройств, склонность к болезненному реагированию, способствующие социальной дезадаптации, нередко приводят к конфликтным ситуациям с окружающими, из которых близкие - родственники и члены семьи- чаще всего оказываются наименее защищенными. Испытуемые-психопаты, совершившие насильственные действия в отношение членов семьи нередко являются объектом судебно-психиатрической экспертизы. И если относительно больных шизофренией в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского была проведена работа, посвященная изучению внутрисемейных аспектов социально опасного поведения этого контингента больных (А.А. Фокин, 1981), то в отношении психопатий тема оставалась открытой.

Уместно отметить, что при Государственной Думе РФ недавно была создана специальная комиссия, деятельность которой посвящена проблеме предотвращения насилия в семье в связи с неуклонным ростом последнего за 90-е годы. По данным этой комиссии, в настоящее время в нашей стране до 50% агрессивно-насильственных преступлений (в разных регионах этот показатель колеблется) - это преступления внутрисемейные. В ряде стран мира принято специальное законодательство, ориентированное на внутрисемейные преступления, действуют соответствующие государственные программы изучения и профилактики этого социального явления, из которых для примера можно назвать "University of Rhode Island Family Violence Research Program". В США выходит "Journal of Family Violence", в котором публикуются социологи, этологи, психологи и психиатры.

Семья представляет собой ту среду, в которой формируется личность во всем многообразии своих проявлений и является одним из принципиальных компонентов системы "личность - микросреда - макросреда". Сам феномен психопатии (как врожденной, так и приобретенной) связан с этим компонентом, пожалуй теснее, чем с каким-либо другим. В то же время, проблема дифференцированной экспертной оценки и профилактики общественно опасных действий психопатических личностей в сфере семьи является одной из наименее разработанных в судебной психиатрии. То же можно сказать и об общем положении проблемы связей аномалий личности с феноменами агрессии и насилия, которая прицельно и систематически в судебной и социальной психиатрии не разрабатывались.

Лица с психопатиями конституционального и органического генеза направлялись на освидетельствование в Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии (ГНЦ) им. В.П. Сербского преимущественно в связи с особой жестокостью внутрисемейных преступлений и неясностью их мотивов. В немалом количестве случаев такие преступления совершались в ответ на длительное провоцирующее или противоправное поведение потерпевших, собственно и вызвавшее криминальную ситуацию, в ходе которой агрессор и жертва, что называется, "менялись местами". Отмечен определенный процент повторных случаев таких правонарушений, что может явиться базой для изучения стойких внутрисемейных агрессивных тенденций. Большая часть обследованных обнаруживали в той или иной степени выраженную (и обозначившуюся в большинстве случаев до совершения криминала) динамику личностных расстройств: различные реакции, динамические сдвиги, реактивные наслоения, затруднявшие диагноз, экспертную оценку и прогноз.

Нами в ГНЦ изучено 124 испытуемых-мужчин, проходивших стационарную судебно-психиатрическую и комплексную судебную психолого-психиатрическую экспертизу за период 1990 по 1996 годы. Личные наблюдения составили 61 случай, 63 - представляют собой архивные наблюдения.

Изучение испытуемых было проведено по 200 признакам, разделенным на следующие блоки: персонографические, анамнестические, психопатологические, криминологические, психологические. Основным методом исследования был клинико-психопатологический. Использовались данные неврологического и экспериментально-психологического исследования. Первоначально данные собирались и систематизировались в компьютерную базу данных. Статистическая обработка материала, включавшая мультивариационные методы, выполнялась при помощи программных пакетов StatSoft Statistica 4.5 и SPSS 7.0. Компьютерный анализ и все стадии статистической обработки данных проведены И.В. Горшковым самостоятельно.

Диагноз психопатии устанавливался по критериям П.Б. Ганнушкина (1933) - О.В. Кербикова (1962). Систематизация наблюдений по психопатоподобным состояниям органической природы проводилась с учетом положений, разработанных Е.А. Поповым (1943, 1945), Г.Е. Сухаревой (1959), О.В. Кербиковым (1962), И.Л. Кулевым (1963, 1967), А.Е. Личко (1979). При описании динамических сдвигов мы использовали классификацию Т.Б. Дмитриевой (1991).

Средний возраст обследованных составил 38,1 лет. Распределение возрастных данных имеет следующую картину (диаграмма 2). Возрастная периодизация внутрисемейных конфликтов отражает определенные закономерности. Начальный фрагмент кривой (волна 20-25 лет) отражает главным образом конфликты с родителями - это время завершения становления личности, обретения самостоятельности и социальной зрелости.

Следующая волна - 30-45 лет включает в себя главным образом супружеские конфликты и соответствует интервалу времени максимальной активности личности. Третий фрагмент (55-60 лет) наиболее неоднороден как с точки зрения жертв, так и вообще с клинико-психопатологической точки зрения, и вероятно отражает влияние на агрессивное поведение инволюционных факторов.Среди обследованных преобладали городские жители (87,1%). Большая часть из них воспитывалась в полных семьях - 84 человека (67,7%); воспитывавшиеся в неполных семьях составили 34 человека (27,4%); 4 и 2 человека соответственно - в интернате и приемными родителями. Большинство представляли лица, отслужившие вармии, состоявшие в зарегистрированном или фактическом браке, имевшие детей. 65 человек (52,4%) получили среднее и среднее специальное образование, 20 (16,1%) имели высшее и незаконченное высшее образование, 34 (27,4%)- неполное среднее и 6 (4,0%) окончили вспомогательную школу. 58 испытуемых (46,8%) занимались умственным, квалифицированным трудом и предпринимательством. 8 (6,4%) и 12 (9,7%) обследованных были соответственно пенсионеры (по возрасту и в связи с соматическим заболеванием) и лица ведшие паразитический образ жизни, находившиеся на иждивении близких.

Диаграмма 2

Возрастные характеристики обследованных.

У более чем трети испытуемых (39,5%) в прошлом имели место привлечения к уголовной ответственности за различные преступления против личности: умышленное убийство - 4,0%, нанесение тяжких телесных повреждений - 8,1%, грабеж и разбой - 1,6%, изнасилование - 3,2 %, хулиганство - 14,5%, иные - 2,4%. Юридическая квалификация внутрисемейных агрессивных правонарушений отражена в таблице 1.

Таблица 2

Структура правонарушений в исследованной совокупности испытуемых

Большинство обследованных имели в той или иной степени выраженную склонность к злоупотреблению алкогольными напитками. Правонарушения и общественно опасные действия в более чем в 80% случаев были совершены в состоянии алкогольного опьянения, которое усугубляло эмоционально-волевые нарушения, возбудимость, конфликтность, раздражительность, импульсивность и тем самым способствовало реализации агрессивных побуждений.

Среди обследованных преобладали психопатии с гиперстеническим радикалом - 82 человека (66,1%). Исследование генеза личностных аномалий выявило следующую картину: у 95 - диагностировались психопатии различного типа, у 29 - имела место личностная патология органического генеза. 25 испытуемых были признаны невменяемыми, среди которых 20 (80%) в связи с имевшими место в период правонарушения патохарактерологическим психотическим сдвигом, у 2 (8%) был диагностирован реактивный психоз. Эти состояния были связаны с интенсивным и длительно действовавшим психотравмирующим фактором, содержание которого отражалось в переживаниях больных и направленности их агрессивно-насильственных действий. 3 (12%) обследованных в момент совершения общественно опасных действий обнаруживали признаки экзогенно-органического психоза, связанного с массивным употреблением алкоголя и его суррогатов. Агрессивные общественно опасные действия были совершены в этих случаях вне прямой связи с конфликтной обстановкой. Среди испытуемых, признанных вменяемыми, все имели в период правонарушения признаки патохарактерологического непсихотического сдвига различной степени тяжести.

Клинико-анамнестический анализ показал, что у 65,4% обследованных имели место проявления патологии раннего периода развития в виде преобладания гиперкинетических (т.е. сопровождающихся расторможенностью двигательной сферы) расстройств и сочетанных (комбинированных) форм с присутствием в клинической картине фобий, энуреза, логоневроза. В пубертатном периоде и позднее у 75,1% испытуемых отмечались различные признаки расторможенности влечений: кражи, бродяжничество, употребление алкоголя и наркотиков, сексуальную расторможенность. Половина испытуемых состояла на диспансерном учете у психиатра и нарколога с различными диагнозами: психопатии, последствия органического поражения головного мозга, алкоголизм.

Исследование анамнестических данных об отношениях в родительских семьях испытуемых выявило в подавляющем большинстве случаев наличие в них неблагоприятной психологической обстановки, выражавшейся в эмоциональном отвержении, жестоком обращении со стороны родителей. Результаты настоящего исследования в целом совпадают с данными А.Е. Личко (1983), который отмечал, что эмоциональное отвержение в родительской семье неодинаково сказывается на подростках с разным типом характера. Наиболее неблагоприятным, по мнению А.Е.Личко, является сочетание эмоционального отвержения с жестоким обращением в детстве, что обычно приводит к психопатическому развитию и формированию тяжелых расстройств личности.

Диаграмма 3

Общее распределение частот патохарактерологических типов в исследованной совокупности.

Для гипертимной и эпилептоидной личности характерны выраженные в той или иной степени реакции эмансипации: самостоятельность и свобода в первом случае, имущественные претензии - во втором. Истероиды склонны обнаруживать реакции оппозиции, нередко сопровождающиеся делинквентным поведением, кражами, бродяжничеством, употреблением алкоголя и наркотических средств, демонстративными самооговорами и суицидальными попытками, пребыванием в мире фантазий. Шизоиды реагируют в таких ситуациях уходом в себя, формированием психологической отгороженности от близких. Отмечается несколько особое положение неустойчивого типа характера, указывающее на то, что сравнительно с остальными типами для его носителей эмоциональное отвержение близких не представляет серьезной проблемы в связи с поверхностностью и облегченностью эмоциональных связей с окружающими, членами семьи в том числе. Примечательно, что неустойчивый тип занимает также особенное положение и в нашем исследовании, что выражается в установленном нами его равномерном сродстве ко всем трем рассмотренным в нашем исследовании формам агрессивного поведения (конструктивной, дефицитарной и деструктивной), в то время как остальные типы в этом отношении более ,так сказать, избирательны. Среди подэкспертных были встречены разнообразные патохарактерологические типы, общее распределение которых по частоте во всей исследованной совокупности отображено на диаграмме 3.

§ 3. Психопатические личности с гиперстеническим радикалом

Во внутрисемейных конфликтах ярко проявляется свойство гиперстенических личностей реагировать на психогенные воздействия бурным и выраженным эмоциональным возбуждением. Эти их особенности довольно давно получило отражение в психиатрической литературе (Н.П. Бруханский, 1930; М.О. Гуревич, М.Я. Серейский, 1946; М.Д. Шпацерман, 1958; Б.В. Шостакович, 1963, 1971). Конфликтную обстановку в семье Т.К. Шемякина (1992) считает одним из важнейших отрицательных социальных факторов в генезе и динамике органической психопатии. Анализ собранного нами материала показывает, что для гиперстенических психопатов в условиях внутрисемейного конфликта характерно накопление эмоционального напряжения с выраженными и чаще всего кратковременными аффективными разрядами с агрессией, которые по мере развития и углубления конфликта становятся стереотипной формой реагирования на фоне утяжеления психопатической симптоматики. Нарастание интенсивности этих явлений способно привести к тяжким последствиям в виде брутальных агрессивных ответов, в которых психопатическая личность видит "способ разрешения" конфликта.

В совокупности наших наблюдений психопатические личности с гиперстеническим радикалом составили 82 случая, среди которых были отмечены эксплозивный, эпилептоидный, паранойяльный, истерический и неустойчивый типы. Динамические сдвиги в этой группе обследованных имели следующую картину. 71 случаев (86,6%) представляли патохарактерологический непсихотический сдвиг, 8 (9,8%) - патохарактерологический психотический, 3 (3,6%) - экзогенно-органические психозы, связанные с массивным употреблением алкоголя и его суррогатов. Агрессивные общественно опасные действия были совершены в этих последних случаях, как уже говорилось, вне прямой связи с конфликтной обстановкой.

Полученные нами данные в целом совпадают с картиной особенностей психопатического реагирования, приведенной в монографии А.Г. Наку и соавт. (1976). Авторы указывали на своеобразную корреляцию тяжести патохарактерологических проявлений и тяжестью и длительностью психотравмирующей ситуации. Во время аффективных вспышек происходит интенсивная и быстрая концентрация основных психопатических проявлений (возбудимости, взрывчатости, раздражительности, злобности), при этом имеют место резкие и внезапные, подчас неожиданные для окружающих, изменения поведения и даже внешнего облика психопата, появляются брутальные разрушительные, гомицидные и аутоагрессивные тенденции.

Значительная длительность конфликта (месяцы, иногда годы) и постепенное нарастание эмоционального напряжения, предшествовавшие аффективному взрыву с агрессией, наблюдались нами у обследованных с устоявшимся просоциальным поведением, которое в этих случаях выполняет роль естественного сдерживающего фактора. У гиперстенических психопатов с антисоциальными тенденциями в поведении период конфликта, предшествовавшего правонарушению, был заметно короче (дни, недели).

Особенной яркости и выраженности достигают динамические картины, обусловленные длительным и интенсивным внутрисемейным конфликтом, что обычно сопровождается нарастающим общим психофизическим напряжением, накоплением отрицательных переживаний, реакциями самовзвинчивания, когда в реакции психопатической личности на создавшийся конфликт начинают проявляться закономерности "психопатического цикла". На высоте реакций нередко наблюдается аффективное сужение сознания, что в той или иной мере объясняет некоторые особенные по своей неадекватности конфликтной ситуации и чудовищные по своей жестокости агрессивные действия: тяжкие увечья и убийства близких, а в ряде случаев и посторонних лиц, не имевших отношения к конфликту. Здесь, как следует из наших наблюдений, можно отметить своего рода грань, за которой начинается психотический вариант патохарактерологического сдвига, выражающегося в крайнем заострении личностных особенностей, тревогой и психомоторным возбуждением, элементами измененного сознания, отрывочными бредовыми интерпретациями окружающей действительности, нарушениями критических функций, появлении частых и нередко внешне безмотивных патохарактерологических реакций с агрессией и брутальностью.

Исследование мотивационной стороны правонарушений у обследованных, признанных вменяемыми, при использовании основного дихотомического деления на гипер- и гипостенические типы и систематики, предложенного В.В. Гульданом, выявило, что у психопатов с гиперстеническим радикалом побуждения к агрессивным противоправным действиям носили полиморфный характер: максимальное значение имела частота аффектогенных мотивов (38,6%), за ними следовали ситуационно-импульсивные (35,7%), анэтические и сочетание ситуационно-импульсивных с анэтическими (14,3 и 11,4% соответственно). При всем этом нельзя не отметить, что аффектогенное значение ситуации отражалось в поведении обследованных во всех случаях, но главенствовать могли любые другие, что в общем смысле отражает полимотивированность поведения человека.

У гиперстенических психопатических личностей со склонностью к внешнеобвиняющим формам реагирования с повышенной возбудимостью, раздражительностью, конфликтностью, повышенной самооценкой и уровнем притязаний, неправильной оценкой своей роли в конфликте с близкими и выраженными индивидуальными стереотипами поведения (особенно при наличии антисоциальных наклонностей) к аффектогенным ситуациям приводило ущемление их основных личностных позиций и предъявление повышенных требований к сознательной регуляции поведения. В их поведении также отражались анэтические тенденции, также особенно характерные для лиц с антисоциальным поведением. Ситуационно-импульсивные мотивы, особенно характерные, судя по нашему материалу, для неусточивого и эксплозивного типа, встречались и при других в рамках патохарактерологических сдвигов, неоднозначных типу личности. Проиллюстрируем сказанное следующим клиническим примером.

Испытуемый Д., 1967 года рождения, обвинялся в убийстве Г., с которой состоял в фактических брачных отношениях.

В ГНЦ поступил 15.12.94 г.

Анамнестические данные. Отец испытуемого по характеру был неуравновешенным, вспыльчивым, злоупотреблял алкоголем, в состоянии алкогольного опьянения нередко становился жестоким и агрессивным. Испытуемый рос и развивался правильно, перенес простудные и детские инфекционные заболевания без осложнений. Его воспитанием родители занимались мало, большую часть времени в детстве он был предоставлен самому себе. По характеру формировался общительным, подвижным, непослушным, лживым, своенравным и драчливым. В отношениях со сверстниками стремился к лидерству, нередко поддерживал свой авторитет при помощи кулаков. Не переносил обид и критических замечаний в свой адрес, бурно реагировал на наказания, кричал и "закатывался". В школе обучался с 7 лет, успевал посредственно. Интереса к предметам не проявлял, на уроках вел себя вызывающе, дерзил учителям, нередко срывал уроки, любил "работать на публику". Занимался в спортивной секции классической борьбой. Любил фантазировать, воображал себя "суперменом и победителем". Окончил 8 классов и техникум виноградарства и виноделия. Общался с подростками антисоциального поведения, часто принимал участие в драках, любил "показать себя", выделиться из числа других. В возрасте 15 - 16 лет у него проявилась неустойчивость настроения. По незначительному поводу или без видимой причины настроение нередко понижалось, появлялись "тоскливость и злоба". В таком состоянии мог "без особого повода ударить кого-нибудь". В 18 лет был призван в армию, служил в ЗГВ на территории Восточной Германии. В армии умел "проявить гибкость и понимание" в отношениях со старослужащими и офицерами. Охотно и изобретательно,по его словам, издевался над новобранцами. Со своими обязанностями справлялся, были случаи нарушения воинской дисциплины, за которые он подвергался взысканиям, имел также поощрения и благодарности от командования. Уволен взапас на общих основаниях в звании сержанта.

В последующем проживал с родителями в г. Бердянске, непродолжительное время работал по специальности, а затем занимался индивидуальной трудовой деятельностью, поскольку не удерживался в коллективах из-за конфликтов и нарушений трудовой дисциплины. Часто конфликтовал с родными, дрался с отцом. Дружил с лицами антисоциального поведения, имел среди них "авторитет". Последние три года проживал главным образом в Москве, где снимал квартиру, средства к существованию добывал незаконной деятельностью ("охранял на Курском вокзале билетных спекулянтов"), проявлял заботу о родителях и младших братьях, высылал им деньги. Общался в компаниях лиц асоциального поведения, нередко участвовал в драках, получал травмы головы без коммоционных явлений. В 1993 г. привлекался в Бердянске к уголовной ответственности за хулиганство (уличная драка), скрылся от следствия, был в розыске. Подвергался штрафу за хулиганство в том же году в Москве. В течение последних трех лет состоял в фактических брачных отношениях с Г. Алкоголем испытуемый, по его словам, не злоупотреблял, на учете у нарколога и психиатра не состоял. Стремился жить широко. Г. нередко пеняла ему на то, что он "держится с повадками миллионера", что не соответствовало реальному положению вещей. По поводу этих "причуд" неоднократно высказывала намерение показать его врачу-психиатру. Д. по этому поводу часто конфликтовал с ней, нередко дело доходило до рукоприкладства, когда Г. таким образом "унижала его мужское достоинство". Скандалы по этому поводу особенно участились летом 1994 года, от чего у испытуемого было пониженное настроение, большие, чем обычно раздражительность и злобность. В этот период он часто "срывался" при общении со знакомыми и посторонними людьми. Вечером 21.08.94 г. они с Г. вдвоем находились в их квартире, между ними произошла ссора, в ходе которой потерпевшая упрекала его в том, что он погнался за слишком большими деньгами, много денег тратит на свои капризы и прихоти и очень мало, по ее мнению, дает ей, что у него "от такой жизни едет крыша". Она опять стала говорить о необходимости показаться врачу-психиатру. Испытуемый, сильно разозлившись, предложил ей собрать свои вещи и ехать домой, после чего потерпевшая стала "просто взбешенной", схватила магнитофон и хотела им ударить его. Он в ответ на это, "испытывая сильную злобу и обиду", ударил ее по голове несколько раз гаечным ключом, потерпевшая продолжала оказывать сопротивление и он ударил ее ножом в область шеи и несколько раз в другие части тела, после чего она стала хрипеть и говорила: "Убей! Убей!". Испытуемый сообщил, что после первого же удара понял, что она умрет, и решил ее добить, "чтобы не мучалась". Для этого он отрубил ей голову кухонным топором. В дальнейшем, как он сообщил следствию, он увидел, что "у отрубленной головы открывается рот, а обезглавленное тело потерпевшей бледнеет", был сильно испуган и взволнован по поводу происшедшего. После этого он забил в тело потерпевшей две палки, одну в область сердца, другую - в анальное отверстие, голову спрятал в ванной и забил туда гвоздями дверь, а тело накрыл простыней, связал телефонным шнуром и затолкал под диван, вытер и накрыл ковром следы крови в комнате, нарисовал кресты у себя на груди и на входной двери, на короткое время вышел на улицу, затем "понемногу успокоился", вернулся домой и лег спать. В показаниях брата Д. были сведения о том, что утром 22.08.94 г. он приехал домой к брату и увидел на входной двери и на теле испытуемого нарисованные кресты, из разговора с ним понял, что он убил Г., подробнее о случившемся свидетель с братом не говорил. Д. нанесение потерпевшей телесных повреждений объяснял следствию бытовым конфликтом, уточнил, что прежде неоднократно угрожал ей расправой, когда она "действовала ему на нервы разговорами о деньгах и психиатре". Кресты, по его словам, нарисовал на всякий случай, чтобы "защититься от нечистой силы".

На амбулаторной судебно-психиатрической экспертизе 13.10.1994 г. испытуемый был в ясном сознании, доступен контакту, держался развязно, без чувства дистанции. Сведения о себе сообщал последовательно, говорил, что в детстве был жестоким, мучил животных, с трудом привыкал к новым людям. Сведения о правонарушении сообщал противоречиво, содеянное объяснял бытовым конфликтом, говорил, что совершил убийство случайно, в то же время заявлял, что у него к потерпевшей последнее время "изменилось отношение", поскольку его "биополе" от нее "отталкивалось". Заявлял, что она была "вампиршей", что последнее перед правонарушением время он видел "навязчивые сны", в которых "она в виде чудовища рвала его на куски". Пояснил врачам, что отрубил потерпевшей голову, поскольку понял, что она все равно умрет, вогнал в нее палки потому, что "начитался книг и насмотрелся фильмов ужасов". Говорил о содеянном спокойно. Какой-либо психотической симптоматики у него отмечено не было. Экспертная комиссия пришла к заключению, что испытуемый нуждается в проведении стационарного освидетельствования. В стационар ГНЦ поступил через четыре месяца после содеянного.

СОМАТИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Патологии внутренних органов не выявлено.

НЕВРОЛОГИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Зрачки равномерные округлой формы, реакция на свет живая. Черепно-мозговая иннервация симметрична. Сухожильные рефлексы высокие, больше справа. Брюшные рефлексы снижены без четкой асимметрии. Дермографизм красный стойкий. Реакция Вассермана в крови отрицательная. Электроэнцефалография выявляет легкие диффузные изменения головного мозга органического характера. Эхоэнцефалография без патологии. Заключение невропатолога: "Легкие органические изменения головного мозга резидуального характера".

ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Испытуемый доступен для речевого контакта. Ориентирован в окружающем и собственной личности. На вопросы отвечает по существу, последовательно. Мимика и жестикуляция естественные, носят довольно нарочитый характер. В беседе он держится с независимым видом, демонстративно и высокомерно, склонен бравировать своим образом жизни, "связями и авторитетом" в криминальном мире. Анамнестические сведения сообщает избирательно, бывает уклончив и неправдив при разговоре о негативно характеризующих его фактах и обстоятельствах. Склонен к бурным вазо-вегетативным реакциям: при волнении легко краснеет, покрывается потом. Характеризует себя легко возбудимым, раздражительным, вспыльчивым, признает, что при общении с людьми "любит пустить пыль в глаза". Отмечает, что эти особенности усиливаются в состоянии алкогольного опьянения. Отрицает у себя физическую зависимость и похмельные проявления. О правонарушениях сообщает сведения, соответствующие данным на следствии показаниям. Последовательно и подробно воспроизводит обстоятельства содеянного. Говорит, что потерпевшая в течение нескольких недель, предшествовавших убийству, постоянно действовала ему на нервы, устраивала скандалы по незначительному поводу, предъявляла необоснованные претензии, и в связи с этим он неоднократно, чтобы ее напугать, угрожал ее "убить, как вампира в фильме ужасов". По его словам, он постоянно испытывал раздражение и злобу в связи с поведением потерпевшей, часто до случившегося поднимал на нее руку, но "старался держать себя в рамках". В день убийства, в тот момент, когда Г. замахнулась на него магнитофоном, в нем "что-то сорвалось" и он "стал бить ее, чем попало". С неохотой говорит о том, что забивал палки в тело потерпевшей, рисовал кресты у себя на груди и на входной двери, объясняет это "суеверным страхом" перед содеянным, ссылается на то, что после убийства "плохо понимал, что делал; в голове был какой-то туман". В последующие несколько дней он, по его словам, чувствовал слабость, разбитость, "тяжесть во всем теле". Уклончиво говорит о своих высказываниях во время амбулаторного освидетельствования, заявляет, что врачи его "неправильно поняли". Каких-либо патологических интерпретаций событий прошлого и настоящего у него нет. Он обеспокоен своей дальнейшей судьбой, к участи потерпевшей и ее родных выражает безразличие. В отделении испытуемый ведет себя упорядоченно, избирательно общается с сохранными психопатизированными испытуемыми, жалоб на здоровье не предъявляет, обнаруживает эгоцентризм, склонность к внешнеобвиняющим формам реагирования, поверхностность и примитивность суждений. Мышление испытуемого последовательное, логичное. Эмоциональные реакции адекватны, отмечаются аффективная лабильность и повышенная раздражительность. Интеллект соответствует возрасту и полученному образованию. Память в пределах нормы. Какой-либо психотической симптоматики (бреда, галлюцинаций и пр.) у него нет. Критическая оценка своего состояния и сложившейся ситуации достаточная. При экспериментально-психологическом исследовании выявлены сохранность сферы мышления, доступность выполнения основных интеллектуальных операций, эмоциональная неустойчивость, эгоцентризм, повышенная самооценка, тенденция представить себя в выгодном свете, выраженная склонность к пренебрежению общепринятыми социальными нормами и правилами.

16.01.95 г. комиссия ГНЦ социальной и судебной психиатрии пришла к заключению, что Д. хроническим психическим заболеванием не страдает, является психопатической личностью истероидного типа. Его высказывания на амбулаторной комиссии были расценены как симулятивные. Он был признан вменяемым.

Анализ данного наблюдения показывает, что этому испытуемому с признаками отягощенной наследственности (выраженные психопатоподобные расстройства у отца) патохарактерологические проявления были свойственны с раннего детства и проявлялись в повышенной раздражительности, возбудимости, своенравия, лживости, склонности к фантазированию, что позволяет отнести этот случай к группе "ядерных" форм. Его психопатическое реагирование претерпело определенные и довольно типичные возрастные трансформации: бурные, примитивные и малодифференцированные в раннем детстве они оформляются в пубертатном периоде с одновременным формированием определенной психопатической структуры и развитием аффективной неустойчивости с расстройствами настроения по дисфорическому типу к 16 - 17 годам. В дальнейшем при сохранении способности к гибкости поведения в тех ситуациях, когда это выгодно, склонность к накоплению отрицательных переживаний и аффективным реакциям с брутальностью и агрессией заметно прогрессировала, став привычным способом реагирования, с тенденцией к повторению. Последнее, наряду с проявившейся в пубертатном периоде склонностью к пребыванию в антисоциальном окружении, довольно рано привело Д. к конфликту с законом. Дальнейшая его жизнь в криминальной среде способствовала закреплению и усугублению его социопатических проявлений.

Относительно его реакции непосредственно в период правонарушения можно судить, что ей предшествовала длительная конфликтная обстановка с накоплением эмоционального напряжения, обострением и усугублением психопатических проявлений, частыми патохарактерологическими реакциями с агрессией и эффектом "последней капли". Реакция на последние действия потерпевшей сопровождалась интенсивной концентрацией присущих испытуемому патохарактерологических особенностей, таких как брутальность, раздражительность, злобность, взрывчатость. Массивность агрессии и крайняя тяжесть содеянного наводит на мысль об аффективном сужении сознания у Д. впериод совершения убийства.

Перечисленные клинические факты позволяют сделать вывод о том, что в период правонарушения у Д. имел место выраженный патохарактерологический сдвиг непсихотического характера. Думать о наличии у Д. в этот период какого-либо временного болезненного расстройства психической деятельности, по нашему мнению, нет оснований.

Его поведение непосредственно после совершения убийства Г. (в частности, выразившееся в принятии мер по "защите от нечистой силы") свидетельствует о развившемся в результате реакции на содеянное сразу после совершения правонарушения абортивном и кратковременном психотическом патохарактерологическом сдвиге с элементами расстроенного сознания и фрагментарными бредовыми интерпретациями окружающего, крайним усилением тревоги, относимой Т.Б. Дмитриевой к проявлениям патологической адаптации при психопатиях. Это обстоятельство, кстати сказать, вызвало определенные трудности в решении экспертных и диагностических вопросов. В последующем, после кратковременной (несколько дней) астенической реакции, у Д. имело место включение механизмов психологической защиты, основанных на охранительных компенсаторных процессах, что отразилось на его симулятивном поведении в период амбулаторного освидетельствования. Мотивация данного правонарушения также довольно непростая. Аффектогенный характер ситуации и более или менее длительное созревание реакции не вызывают сомнений, но внезапный и бурный характер агрессивного ответа, поведение с игнорированием прошлого опыта и реального прогноза последствий своих действий, стремление к немедленному удовлетворению актуальных потребностей говорят о существенном элементе ситуационно-импульсивных механизмов. Нельзя здесь также не отметить посягательств потерпевшей на "ригидный сценарий личности" Д. и общий анэтический "налет", неотъемлемый от поведения психопатической личности со стойкими антисоциальными установками, - выполненная Д. угроза "показать фильм ужасов".

Приведенный пример иллюстрирует "агрессиогенную зону" в динамике гиперстенической психопатии, а именно выход состояния за пределы адаптационного барьера и приближение динамического сдвига к патохарактерологическому психотическому, что мы наблюдали при анализе практически всех случаев из этой группы при общем сходстве (с разницей в деталях) их динамических картин.

§ 4. Психопатические личности с гипостеническим радикалом

В совокупности наших наблюдений психопатические личности с гипостеническим радикалом составили 42 случая, среди которых были отмечены психастенический, шизоидный, истерический и неустойчивый типы. У всех испытуемых на момент совершения общественно опасных действий имели место те или иные проявления динамического сдвига. Большая часть (29 человек или 69,1%) обнаруживали признаки непсихотического патохарактерологического сдвига, который впоследствии обычно трансформировался в невротический; у 11 (26,2%) человек сдвиг носил патохарактерологический психотический характер; в двух случаях (4,8%) наблюдался реактивный депрессивный психоз, т. е. имел место реактивно-психотический вариант. В 10 (24%) случаях экспертами-психологами было констатировано состояние физиологического аффекта или сходного эмоционального, юридически значимого состояния.

К характерным патохарактерологическим чертам и особенностям реагирования психопатических личностей с гипостеническим радикалом, которые, по нашим наблюдениям, преобладающим образом проявляются во внутрисемейных конфликтах, относятся детально описанные многими авторами (П.Б. Ганнушкин, 1933; О.В. Кербиков, 1965; Н.К. Шубина, 1966; В.К. Очнев, 1969; О.Е. Фрейеров, 1966, 1971) их повышенная чувствительность к различного рода раздражителям, повышенная впечатлительность, легкая ранимость, быстрая истощаемость. Но особое и так сказать агрессиологическое значение для нашего исследования имеют определенные динамические особенности гипостенических психопатов, а именно их склонность к "инверзным" реакциям (по О.Е. Фрейерову). В ходе таких реакций в клинике психопатии появляются ранее не свойственные ей прямо противоположные, "контрастные" ее облигатным чертам личностные проявления, актуализация которых и способствовала проявлению агрессивных побуждений. Если у описанных ранее психопатов с гиперстеническим радикалом имели место главным образом патохарактерологические реакции и динамические сдвиги, сопровождавшиеся агрессивными проявлениями, однозначные типу психопатии, которые в той или иной мере часто повторялись по типу клише, то у гипостенических личностей частыми являлись как раз пассивно-оборонительные реакции (по типу "реакции замирания"), открытой агрессией не сопровождавшиеся.

В упоминавшейся нами работе О.Е. Фрейерова (1971), посвященной клинике астенической психопатии, разбираются "острейшие бурные реакции", во время которых совершаются неожиданные для данного характерологического склада агрессивно-разрушительные действия. Длительный психогенный фактор, каким практически всегда является конфликтная обстановка в семье, вначале приводит к усилению характерных (тормозимых) для данной группы психопатов черт и проявлений, что выражается обычно в повышении робости, ранимости, впечатлительности, неуверенности в себе, склонности к застреванию на отрицательных эмоциях и неприятных переживаниях (склонности к накоплению "громадного запаса мелких психических травм", по П.Б. Ганнушкину), нерешительности и чувства собственной неполноценности, что и выражается в пассивно-оборонительных формах реагирования. Это составляет непсихотический патохарактерологический вариант динамического сдвига, вернее его первый этап. Далее динамика состояния может выражаться в психопатологических феноменах невротической природы: астено-обсессивних, астено-депрессивных и астено-ипохондрических состояниях, которые основаны на охранительных компенсаторных механизмах и составляют симптомокомплекс невротического патохарактерологического сдвига. Это обычно сопровождается уходом от конфликтов, созданием себе особенных, щадящих, условий жизни, избеганием всяческих чрезвычайных раздражителей (если это возможно). При дальнейшем длительном сохранении действия психогенного фактора происходит, если можно так выразится, трансформация гипостенической личности с резким и драматическим изменением типа и способа реагирования, что и составляет собственно суть "инверзности". "Эти реакции, - пишут А.Г. Наку и соавт. (Цит. соч. с. 24), - как бы чужды основному складу личности, идут вразрез с ее основными характерологическими особенностями. По своим проявлениям они неожиданны как для окружающих, так и для самой психопатической личности и нередко сопровождаются агрессивными действиями по отношению к окружающим."

Здесь, как позволяет судить анализ литературы и наших собственных наблюдений, у гипостенических психопатов происходит углубление непсихотического патохарактерологического сдвига с актуализацией и выходом на первый план вторичных и приобретенных (противоположных по смыслу и содержанию врожденным и первичным) психопатических проявлений, при котором констатированная Т.Б. Дмитриевой четкая связь психопатологической симптоматики и основного стержня психопатии всегда тем не менее сохраняется. Таким, заметно отличным от психопатий с гиперстеническим радикалом, образом происходит у гипостенических личностей "прорыв" адаптационного барьера, за которым также следуют агрессия и насилие как на непсихотическом уровне, так и на психотическом, если последний развивается.

Относительно мотивации внутрисемейных агрессивно-насильственных правонарушений у гипостенических личностей можно сказать, что здесь преобладали аффектогенные мотивы (93,1%) и сочетание таковых с ситуационно-импульсивными (6,9%), причем последние были тесно связаны как раз с "контрастной" психопатической симптоматикой. Аффектогенными ситуациями для этой группы психопатий были ситуации, связанные с предъявлением повышенных требований к возможностям нервной организации, к слабым звеньям высшей нервной деятельности, составляющим врожденную неполноценность центральной нервной системы, лежащей в основе психопатии.

Испытуемый Т., 1974 года рождения.

Обвинялся в совершении хищения общественного и личного имущества граждан, попытке грабежа, ношении холодного оружия и убийстве при отягчающих обстоятельствах своих отца, матери и сестры.

В ГНЦ на повторную комплексную стационарную судебную психолого-психиатрическую экспертизу поступил 5.07.94 г. По данному делу испытуемый 28.01.1993г. был стационарно освидетельствован в Хабаровской городской клинической психиатрической больнице, где было дано заключение о том, что испытуемый хроническим психическим заболеванием не страдает, в период правонарушения признаков временного болезненного расстройства психической деятельности не обнаруживал, вменяем в отношении содеянного.

АНАМНЕСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ. Отец отличался "тяжелым характером", был крайне неуживчив, раздражителен и взрывчат, злоупотреблял алкоголем, в состоянии опьянения становился особенно злобным и агрессивным, жестоко обращался и конфликтовал с родными. Испытуемый родился от беременности, протекавшей с токсикозом, преждевременных родов. Рос и развивался правильно. В раннем детстве перенес частые простудные заболевания с явлениями бронхообструктивного синдрома, тяжелую мелкоочаговую двустороннюю пневмонию, ангины и детские инфекционные заболевания. В раннем детстве отмечались боязливость, повышенная впечатлительность и плаксивость. В последующие годы по характеру он был тихим, послушным, спокойным, отличался робостью, застенчивостью, нерешительностью, испытывал трудности в общении и игровой деятельности со сверстниками. В школе обучался с 7 лет, успевал посредственно, с трудом усваивал точные предметы, навыки чтения и письма, на уроках быстро уставал. Особого интереса к предметам обучения и каких-либо увлечений не имел. Робел отвечать у доски, терялся, в таких ситуациях "мог забыть даже то, что хорошо выучил". Появлявшиеся увлечения носили поверхностный и нестойкий характер. В подростковом возрасте он стал несколько раздражительным, вспыльчивым, иногда вступал в конфликты с отцом, но всегда "терпел поражение", после чего всегда сильно переживал по поводу своей неспособности постоять за себя, чувствовал себя слабым и неполноценным. В возрасте 15 -16 лет стал в компании подростков употреблять алкоголь, отмечал, что под влиянием выпитого, становится более общительным, раскрепощенным, уверенным в себе, исчезали "напряжение и зажатость". Однако часто употреблять алкоголь он боялся, опасаясь за свое здоровье.

По окончании восьми классов школы испытуемый поступил в железнодорожный техникум, где обучался по специальности "автоматизация грузовых работ". По показаниям преподавателя техникума и куратора группы, в которой обучался испытуемый, он в течение трех лет обучения показал средние способности, был недостаточно дисциплинирован, нередко мешал проведению занятий, имел склонность к необдуманным выходкам, не умел выбирать друзей, среди соучеников стремился к лидерству, что у него не получалось. Увлекался лыжным спортом, старался круглогодично заниматься в спорткомплексе общей физической подготовкой "для поддержания хорошей спортивной формы". Испытуемый имел круг друзей, среди которых были подростки со склонностью к асоциальному поведению. Находился под их влиянием. Друзья и знакомые испытуемого характеризовали его тихим, спокойным, доброжелательным, несколько скрытным, склонность его к злоупотреблению алкоголем и наркотиками отрицали. В возрасте 18 лет (1992 г.) у испытуемого совсем испортились отношения с отцом, в доме постоянно происходили ссоры и ругань, доходившие до рукоприкладства со стороны отца. Испытуемый как можно меньше старался бывать дома, практически все свободное время проводил с приятелями подростками, находя среди них для себя "отдушину". Принимал участие в их противозаконных выходках, с целью утвердиться, "почувствовать себя сильным и бесстрашным". В сентябре 1992 г. он был осужден за кражу, которую совершил под влиянием приятелей, на 3 года лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора на 2 года. Кроме этого, следствие располагало данными, что Т. совместно с подростком К. летом 1992 г. совершили ряд краж общественного и личного имущества, произвели попытку грабежа. Он сильно переживал привлечение к уголовной ответственности, боялся возможного заключения, чувствовал, что жизнь "непоправимо разбита", испытывал бессонницу.

В ночь на 24.09.92 г. после очередной ссоры с отцом совершил убийство своей сестры, матери и отца, используя при этом нож, являющийся, согласно заключению эксперта, холодным оружием. В своих первых показаниях по делу 26.09.92 г. испытуемый сообщил, что в ночь на 24.09.92 г. он поссорился с отцом, во время этой ссоры отец оскорблял его "мерзкими словами из тюремного лексикона", угрожал ему убийством, и он решил сам убить отца, "отомстить ему". Для этого он взял нож, подождал, когда сестра уснет, и нанес ей удар ножом в область шеи. Затем, как сообщил испытуемый, он вышел в комнату родителей и несколько раз ударил ножом спящую мать. Накрыв ее одеялом, он дождался когда отец выйдет из ванной, сказал ему: "Ты хотел меня убить, а я убиваю тебя!", - после чего стал наносить ему удары ножом, не помнит, куда и сколько, отчего отец осел на пол. После этого, как следует из его показаний, испытуемый сидел и курил, думая, что делать дальше, хотел вызвать милицию, но не стал этого делать, завернул трупы в покрывала, перевязал их бельевой веревкой, подогнал к дому мотоцикл из гаража, уложил трупы в коляску, замыл и засыпал песком следы крови в подъезде и на улице. Далее, как он сообщил, он поехал на мотоцикле, желая вывезти трупы из города, но по дороге увидел автомашину ГАИ и, испугавшись, соскочил с мотоцикла и убежал, после чего скрывался у своих друзей, рассказывал им, что родители и сестра убиты кем-то другим.

В показаниях свидетеля К. содержатся сведения о том, что он встретил испытуемого 25.09.92 г. и посоветовал ему самостоятельно обратиться в милицию, с чем испытуемый согласился, и сообщил ему, что в ночь на 24.09.92 г., возвращаясь домой, он встретил троих неизвестных, которые отдали ему принадлежавший ему нож, который неизвестно как у них оказался, придя домой он увидел на ноже и в квартире многочисленные следы крови, родителей и сестры там не было, услышал как отъезжает от дома мотоцикл, снова вышел на улицу, нашел следы крови также и на асфальте у подъезда, ночь провел на улице. Свидетель сообщил также, что после похорон они уговорили испытуемого пойти в милицию. В показаниях свидетеля Г. содержатся сведения о том, что 22.09.92 г. он встретил испытуемого, обратил внимание на то, что он "испуган и возбужден", говорил, что у него произошел конфликт с "лицами кавказской национальности", высказывал опасения за свою жизнь. Свидетель К. сообщил, что видел испытуемого 23.09.92 г. около 23 часов, при этом испытуемый сказал ему, что поссорился с отцом и не собирается возвращаться домой. В своих последующих показаниях по делу испытуемый признавал содеянное, сообщил, что после убийства родственников взял из дома некоторые ценности.

В процессе судебного заседания 17.02.94 г. он отказался отвечать на вопросы суда, касающиеся убийства родных, но при этом пояснил, что с матерью и сестрой у него были хорошие отношения, а с отцом "они друг друга недолюбливали", а также подробно и последовательно описывал другие, инкриминируемые ему правонарушения.

На амбулаторной судебно-психиатрической экспертизе в Благовещенском областном ПНД, назначенной постановлением следователя от 29.09.92 г., испытуемый был в ясном сознании, на вопросы отвечал последовательно, по существу, но кратко и неохотно, сообщал о себе необходимые сведения, был критичен к сложившейся ситуации, отказывался говорить об убийстве, при этом аффектировался. Какой-либо психотической симптоматики у него не было. Экспертная комиссия пришла к заключению, что испытуемый в связи с маломотивированностью и особой жестокостью содеянного, нуждается в проведении ему стационарного освидетельствования.

10.12.92 г. испытуемый поступил в стационарное судебно-психиатрическое отделение Хабаровской ГКПБ, где при обследовании он был доступен контакту, ориентирован в окружающем и собственной личности, на вопросы отвечал последовательно, по существу, психотической симптоматики (бреда, галлюцинаций и пр.) не обнаруживал, критически оценивал сложившуюся ситуацию. Отказывался говорить об убийстве, примитивно защищался в отношении предъявленного обвинения. В отделении испытуемый вел себя упорядоченно, избирательно общался с окружающими. Мышление испытуемого было расценено как последовательное, логичное. Эмоциональные реакции были адекватны, отмечалась аффективная лабильность. Память в пределах нормы. Экспертная комиссия пришла к заключению, что испытуемый хроническим психическим заболеванием не страдает, в период правонарушения признаков временного болезненного расстройства психической деятельности не обнаруживал, вменяем в отношении содеянного. 17.02.94 г. судебная коллегия по уголовным делам Амурского областного суда пришла к заключению, что психическое состояние Т. исследовано недостаточно, назначила в отношение него комплексную судебную психолого-психиатрическую экспертизу в ГНЦ им. В.П. Сербского.

СОМАТИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Испытуемый среднего роста, астенического, несколько диспластичного, телосложения. Кожные покровы и видимые слизистые обычной окраски, чистые. Дыхание в легких везикулярное. Тоны сердца ясные. Пульс: 70 уд. в 1 мин. Артериальное давление 120/80 мм рт.столба. Живот мягкий, безболезненный. Заключение терапевта: "Патологии внутренних органов не выявлено."

НЕВРОЛОГИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Зрачки равномерные, округлой формы, реакция на свет живая. Черепно-мозговая иннервация симметрична. Сухожильные рефлексы несколько повышены. Брюшные рефлексы снижены без четкой асимметрии. Дермографизм красный стойкий. Реакция Вассермана в крови отрицательная. Электроэнцефалография выявляет умеренные диффузные изменения головного мозга органического характера с признаками задержки становления возрастного электрогенеза в виде снижения реактивности корковых структур и нечеткими знаками активации лимбического комплекса. Заключение невропатолога: "Легкие органические изменения головного мозга (последствия патологии раннего периода развития)".

ПСИХИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ. Испытуемый выглядит несколько моложе своих лет. Доступен для речевого контакта. Ориентирован в окружающем и собственной личности. На вопросы отвечает по существу, последовательно. Мимика и жестикуляция в целом естественные, эмоциональные проявления всегда соответствуют предмету разговора, но в то же время нередко отличаются излишней непосредственностью. Часто смущается, краснеет, на лбу выступает пот, учащается пульс. Легко начинает плакать. При разговоре о его характерологических особенностях отмечает свои робость, застенчивость, впечатлительность, склонность подолгу переживать неприятности, что обычно сопровождается самоупреками, ощущением собственной неполноценности и бессилия что-либо изменить в жизни. Сообщает, что в его характере за последние годы произошли определенные изменения: стал более общительным, научился скрывать робость и нерешительность, быть, когда это необходимо, достаточно напористым и энергичным, что однако сильно, по его признанию, всегда утомляло его и нередко "приводило к нервным срывам". Например, рассказывает, что однажды, после конфликта в кафе с "кавказцами", в ходе которого он вполне сумел за себя постоять, и угроз какого-то "боксера" из их числа, он несколько дней не мог успокоиться, постоянно ждал "нападения", всерьез опасался за свою жизнь, считал себя "живым трупом", носил с собой нож "для самообороны". Отрицает корыстные мотивы совершения краж и попытки грабежа, утверждает, что всегда имел достаточно денег "на карманные расходы и развлечения". При совершении данных правонарушений он, по его словам, отчасти находился под влиянием более "опытного" К., отчасти - под влиянием минутных обстоятельств и побуждений: "ситуации подворачивались сами собой". Сообщает, что привлечение к уголовной ответственности в связи с этими преступлениями сильно отразились на его психическом состоянии: испытывал постоянные слабость, разбитость, тревожные опасения, пониженное настроение, плохой сон с неприятными сновидениями. Со слезами на глазах, с нескрываемой обидой и дрожью в голосе высказывает многочисленные мелкие и незначительные претензии в адрес отца. Говорит о том, что в течение последних лет отец его постоянно обижал, оскорблял, унижал его достоинство, был к нему несправедлив, отказывался считать его "взрослым человеком", не разрешал пользоваться мотоциклом, ограничивал его свободу, часто ругал и бил за поздние возвращения домой, употребление алкоголя, подозревал в употреблении наркотиков, чего он "как спортсмен не делал и делать не мог". При разговоре об убийстве родственников испытуемый начинает плакать, рыдать, растирает руками слезы по лицу, говорит о том, что ему было нестерпимо обидно после того, как отец опять отругал его "ни за что", обозвал обидными словами "из тюремного жаргона", угрожал расправой, хотел уйти из дома "насовсем", но "внезапно" передумал и "решил отомстить". Объяснить эту "внезапность" испытуемый затрудняется, говорит, что до сих пор не может понять, откуда в нем взялось при его робости и "малодушии" сил и решительности "совершить такое". Отмечает, что при совершении убийств "перенесенная обида затмила все остальное". Понимает тяжесть содеянного в полной мере.

В отделении испытуемый ведет себя упорядочено, избирательно общается с окружающими, вежлив и доброжелателен с врачами и медперсоналом. Мышление испытуемого последовательное, логичное, суждения подчас крайне незрелые, облегченные. Интеллект соответствует возрасту и полученному образованию. Эмоциональные проявления отличаются недостаточной дифференцированностью, излишней непосредственностью, детскостью. Память в пределах нормы. Какой-либо психотической симптоматики (бреда, галлюцинаций и др.) у него нет. Критическая оценка своего состояния и сложившейся ситуации в целом достаточная. При экспериментально-психологическом исследовании выявлены сохранность сферы мышления и мнестических процессов, доступность выполнения основных интеллектуальных операций на категориальном и функциональном уровнях, адекватность, конкретность и эмоциональная окрашенность ассоциативных образов, эмоциональная неустойчивость, вспыльчивость, конфликтность, склонность к внешнеобвиняющим формам реагирования, эгоцентризм. Данные материалов уголовного дела и результаты психологического обследования Т. свидетельствуют о том, что свойственные ему индивидуально-психологические особенности в виде черт личностной и эмоциональной незрелости, поверхностности суждений, облегченности оценок, склонности к непосредственному отреагированию отрицательных переживаний и непосредственной реализации возникающих побуждений без достаточного анализа сложных проблем - не являются выраженными значительно и они не оказывали существенного влияния на его сознание и поведение в исследуемой ситуации. Т. не находился в период совершения инкриминируемых ему деяний в каком-либо эмоциональном состоянии, которое могло бы оказывать существенное влияние на его сознание и деятельность, его действия были достаточно последовательны, целенаправленны и отвечали возникшим намерениям.

Экспертная комиссия с участием психолога-эксперта 01.08.94 г. пришла к заключению, что Т. хроническим психическим заболеванием не страдает, обнаруживает признаки психопатии с преобладающими психастеническими проявлениями и некоторыми чертами эмоционально-волевой неустойчивости и психического инфантилизма на фоне остаточных явлений органического поражения головного мозга раннего генеза.

Т. был признан вменяемым.

В приведенном наблюдении довольно характерно прослеживается динамика психопатии с гипостеническим радикалом. Данные об отягощенной наследственности (отец, судя по всему, был психопатической личностью), а также свойственные испытуемому с самого раннего детства робость, нерешительность, некоторая замкнутость, повышенные впечатлительность и ранимость, их стабильность, определенное нарастание с возрастом позволяют отнести этот случай к группе "ядерных" психопатий (по О.В. Кербикову).

На разных этапах развития и становления патохарактерологической структуры в данном случае можно видеть преобладание разных агрессиологически значимых форм реагирования на неблагоприятные воздействия. В препубертатном и раннепубертатном периоде у Т. преобладают пассивно-оборонительные реакции и вообще задержанный тип отреагирования, несамостоятельность и свойственные гипостеническим личностям в детстве и юности зависимость от родителей с повышенной потребностью найти у них защиту и поддержку. Последние обстоятельства делают длительный внутрисемейный конфликт особенно значимым и психотравматичным. Это в свою очередь способствовало усугублению и закреплению особых способов реагирования и начальной выработки компенсаторных характерологических черт: внешней стеничности, общительности, уверенности в себе и решительности, не имеющих глубоких личностных основ. В дальнейшем, в период пубертатного криза, протекавшего дисгармонически и с выраженными проявлениями пубертатных черт психики (реакции оппозиции, протеста, эмансипации, группирования), приобретенные черты обследуемого закрепляются с присоединением эмоционально-волевой неустойчивости, что усложнило его патохарактерологический рисунок. Однако эти компенсаторные приспособления были довольно нестойкими и легко нарушались под действием экзогенных факторов, о чем в частности свидетельствует характерная реакция испытуемого на алкоголь.

Становление психопатической структуры происходит к 17 - 18 годам. Испытуемый совершает ряд преступленийпо характерным для гипостенических личностей суггестивным мотивам в рамках реакций группирования и стремления "быть как все". Следствие и судебное разбирательство в связи с этими преступлениями, по времени практически непосредственно предшествовавшие убийству родных, имели для Т. значительный психогенно-травматизирующий характер. Это выразилось в очерченной астено-депрессивной реакции - невротическом варианте динамического сдвига, при котором, как уже говорилось ранее, процессы компенсации превращаются в основу болезненных явлений.

Усугубление конфликтных отношений с отцом на таком неблагоприятном психогенном фоне способствовало накоплению значительного эмоционального напряжения и дальнейшего развития динамического сдвига, принявшего уже непсихотичаский патохарактерологический характер с актуализацией и постепенной концентрацией черт личности, "контрастных" облигатным. Это обстоятельство, отмеченное нами также и в других случаях этой группы, несомненно является одной из существенных сторон процесса патологической адаптации при гипостенических психопатиях.

Оскорбления и угрозы отца, имевшие место непосредственно перед совершением убийств, очевидно, имели эффект "последней капли". Но собственно взрыв аффекта происходит у Т. при столкновении с отцом, которому он нанес удары, "не помня куда и сколько", т. е. в состоянии аффективно суженного сознания. Подобного не наблюдалось при предшествовавшем этому убийстве сестры и матери, которые, по всей вероятности, в немалой степени стали так сказать побочными жертвами агрессии. Последнее, как мы уже отмечали, для гипостенических личностей довольно характерно и связано с их повышенной эмотивностью, преобладанием первой сигнальной системы и слабостью корковой регуляции особенно в условиях скачка эмоционального напряжения.

Дальнейшее поведение Т., после непродолжительной астенической реакции было направлено на скорейшее сокрытие следов содеянного и отражало довольно быстрое развитие охранительно-компенсаторных процессов. В период совершения убийств действия Т. не имели признаков автоматизма, не сопровождались терминальным сном и амнезией, что послужило основанием для признания его вменяемым.

В приведенном выше анализе клинических наблюдений мы намеренно остановились на испытуемых, признанных вменяемыми, т. е. на случаях, где агрессия носила собственно "психопатический" характер без участия в поведении психотических механизмов. Когда агрессия вытекает из крайне выраженной тревоги, бредовых переживаний, проявлений расстройства сознания, экспертная оценка и выбор принудительных мер медицинского характера, как правило, не вызывают затруднений.

Приведенные примеры отражают динамику личностных проявлений у психопатических личностей с разным стеническим радикалом и их связь с агрессивными проявлениями. Последние, как это видно из изложенного, при всей разнице в клинико-динамических картинах у гипо- и гиперстенических психопатов, сопровождают одну и ту же стадию развития динамического сдвига - стадию, которая отражает проявления процессов патологической адаптации. Иными словами, перед нами пограничная психическая патология, не исключающая вменяемости, но близкая к крайней степени своей выраженности. В силу психопатической симптоматики, эмоционально-волевых и аффективных ("взрывные реакции") нарушений она довольно значительно ограничивала способность личности противостоять агрессивным социально недопустимым побуждениям, т. е. снижала способность руководить своими действиями. Патологичность этого состояния, на наш взгляд, прямо отражается на чудовищной жестокости преступлений и вовлечении в число жертв лиц, не имевших прямого отношения к конфликту, и посторонних.